Шарп помедлил и попробовал на зуб новый для себя клич:

— Vive l’Empereur, mon General.

Гвардейцы заулыбались и с ними Кальве:

— У вас неплохо выходит, англичанин. Потренироваться бы, и вовсе от француза не отличишь. Жаль, времени нет. Пора!

Шарп взглянул на виллу, прикидывая, какие сюрпризы таятся там, затем кивнул Харперу с Фредериксоном, и друзья растворились во мраке, спеша поставить точку в конце их долгого похода.

Поначалу было легко. Заросший травой склон поднимался полого, утруждая скорее нервы, чем мускулы. Шарп случайно вывернул из грунта неплотно сидящий булыжник, и тот покатился вниз, увлекая за собой с десяток других. Шарп обмер, представляя, как чертыхается внизу Кальве. Харпер с капитаном застыли, вглядываясь в развалины наверху. Мелькнула летучая мышь. Больше движения не было. Если там и были часовые, они затаились. Собаки тоже не давали о себе знать.

Стрелки крались вправо, к глубокой тени, отбрасываемой виллой на восточный откос. Крались поочерёдно, обычным для застрельщиков порядком: двое двигаются, третий прикрывает.

Спустя пятнадцать минут они скрылись тени построек. Под покровом мрака они бы продвигались быстрее, однако уклон стал круче, и Шарп был вынужден повесить винтовку на плечо. Поднялся лёгкий ветерок. Он дул с суши в сторону моря.

— Ложись! — прошелестел слева Харпер, и Шарп с Фредериксоном послушно приникли к земле.

Сверху донёсся неясный звук. Шаги, не шаги? Шарп осторожно снял винтовку. Повернув голову, он оглядел подножие утёса. Кальве и гренадёров видно не было.

— Сэр! — тихо позвал Харпер.

Из-за угла полуобрушенной стены вышли двое. Они беззаботно болтали, закинув мушкеты за спины. Оба курили. Они нырнули в тень, и продвижение их выдавали только огоньки сигар да приглушённые голоса. Судя по их беспечности, Дюко не был предупреждён неаполитанцами ни о Кальве, ни о стрелках. Это было хорошо, другое плохо: часовые остановились и, похоже, в ближайшее время покидать укромное местечко не собирались, преграждая путь стрелкам. Откуда-то из руин за часовыми гавкнул пёс. Один из караульных прикрикнул на него. Мрачное предчувствие отдалось холодком в животе Шарпа. Собаки, чёрт!

Майор осторожно пополз вверх. Из них троих он был дальше всех от часовых и имел больше шансов добраться до развалин незамеченным. Он перемещался, по сантиметру подтягивая себя на локтях. Шарп находился в сорока метрах от ближайшего обваленного куска кладки, и в шестидесяти — от дозорных. Сумей майор достигнуть руин, он сможет подкрасться к караульным со стороны виллы и кончить их без пальбы. Палаш он наточил днём, тогда же обмотал тряпками ножны, чтоб не звякнули о камни. Псы молчали. Левое плечо ныло от усилий, повреждённый сустав не восстановился до конца. Шарп старался не обращать внимания на боль. Сейчас всё зависело от него. Харпер и Фредериксон были беспомощны. По лёгкому шороху они, вероятно, догадались, что предпринял Шарп, и оружие их сейчас было нацелено на тлеющие пятнышки кончиков сигар караульных. На всякий случай.

Сердце Шарпа бешено колотилось. Часовые всё трепались. Найдя точку опоры, Шарп поставил правую ногу и привстал. Минута, и он в развалинах. Десять минут на то, чтобы разделаться с часовыми, и Харпер криком козодоя даст знать Кальве, что путь расчищен. Пригнувшись к самой земле, стрелок сделал шаг. И тут его сердце чуть не взорвалось.

Два пса учуяли в ночном зефире запах чужих.

Лай разорвал тишину. Собаки бросились через лабиринт кустов и обломков к склону. Шарп выхватил взглядом метнувшиеся сквозь руины тени и рявкнул:

— Огонь!

Выстрелы винтовки и семиствольного ружья грохнули почти разом, оглушая. Вспугнутые птицы шумно поднялись в воздух из руин. Заорал раненый. Псы рванулись к ближайшему чужаку: Шарпу.

Шарп собак не видел, скорее, угадывал.