— Фредериксон подозвал мальчишку-сторожа, набравшегося храбрости подойти ближе к кухне, и повернулся к Люсиль, — Даю вам честное слово, мадам, что ни я, ни мои товарищи не имеем никакого отношения к убийству вашего брата. Наоборот, по определённым причинам, его смерть — огромное несчастье для нас. Пожалуйста, мадам, воды и перевязок. И доктора. Только скорее.
Фредериксон высунулся из дверного проёма и заорал:
— Сержант Харпер! Сюда!
— Господь милосердный! — Люсиль перекрестилась, глядя на чёрное пятно натёкшей крови.
Её уверенность в том, кто виноват в гибели матери и брата, поколебалась. Тогда, будучи женщиной практичной, она отложила обвинения на потом, начала рвать на полосы холстину и послала мальчишку за лекарем.
Шарп, бледный, с едва прощупывающимся пульсом, лежал без движения.
Лорд Джон Россендейл всегда считал себя счастливчиком: родовитый, умный и красивый. Единственное, чего ему не хватало — это военных лавров. Он много раз просил патрона, принца Уэльского, отпустить его в армию Веллингтона, но принц, правивший Англией вместо свихнувшегося отца — короля, мягко отказывал. «Джонни развлекает меня» — кротко объяснял Его Высочество посторонним и компенсировал своё упрямство чинами. Юный кавалерист в свои годы был полковником и, надо сказать, форма ему дивно шла.
К чести лорда Россендейла, он никогда не задирал нос, охотно помогая боевым офицерам. Получив послание от миссис Шарп, он покрутил изящную табакерку в руках и отослал назад с запиской, в которой приглашал миссис Шарп заехать к нему в любое удобное для неё время. Шарпа он помнил очень хорошо, помнил и искренне восхищался. Миссис Шарп, при некотором усилии, смутно всплывала в памяти лорда, как блеклое создание с белокурой гривкой. Блеклых созданий с белокурыми гривками Джон Россендейл повидал на своём веку немало, а потому не мог бы с уверенностью сказать, что вспомнил именно миссис Шарп, а не кого-то другого. От её визита он не ждал ничего, кроме скуки, но ради её мужа готов был мужественно перетерпеть час или два нудных мольб и заламываний рук.
Отчаянность положения миссис Шарп явствовала из того, что уже утром следующего после возвращения табакерки дня настырная дама приехала к лорду Россендейлу домой. Он играл ночь напролёт, крупно проигрался, а, так как денег отдать карточный долг у него не было, то он напился. Приезд миссис Шарп поднял его с постели, и просительнице пришлось дожидаться битых два часа, пока лорд приведёт себя в мало-мальски приличное состояние. Хмуро бурча извинения, лорд Россендейл вошёл в гостиную и обомлел.
Потому что настырная миссис Шарп было до умопомрачения прелестна.
— Миссис Шарп? Вы? — промямлил лорд.
Как он мог забыть такую красавицу?
Она присела в реверансе:
— Я, Ваша Милость.
Лукавя с самим собой, лорд Россендейл твердил себе, что помогает ей ради мужа, когда добился от правительства обещания не лезть в финансовые дела миссис Шарп. Лукавя, ибо лорд Россендейл увлёкся быстроглазой блондинкой. И она ответила ему взаимностью. Неудивительно, ведь он был смазлив, элегантен, весел, хотя и опутан долгами, как Лаокоон — змеями. Карточные долги, впрочем, оплатила Джейн в благодарность за избавление от внимания чиновной братии. Лорд, правда, настаивал на том, чтобы считать это дружеским займом.
Без сплетен, конечно, не обошлось. Завоевание миссис Шарп свет рассматривал, как акт незаурядной храбрости. Лондон до сих пор судачил о неком морском офицере, избегающего мест, где придётся сидеть. В книге, куда вписывались заключённые пари клуба, посещаемого лордом Россендейлом, самые оптимистичные прогнозы простирались не далее трёх месяцев жизни смельчака-сердцееда после возвращения с войны майора Шарпа. «Так легко, как морячок, Джонни не отделается, — болтали приятели, — Жаль парня. |