На ночь их подключали к моторному генератору, который разгонял маховик до высшей скорости. Днем маховик генерировал электричество, приводившее в действие моторы каждого колеса. Машины очень эффективные и бездымные. И очень опасные.
– Это та самая машина, Поддер! – заорал один из полицейских, стараясь перекрыть голосом непрерывные стоны маховиков. – Я вызову подмогу. Они не могли уйти далеко. Теперь они наверняка в нашем капкане!
Ничто так не бесит меня, как безапелляционные заверения мелких чиновников. О, да, мы действительно теперь в капкане. Я глухо заворчал, когда другой некомпетентный субъект в мундире, порыв носом вокруг машины, разинул рот при виде нашего уютного гнездышка в траве. Он все еще стоял с разинутым ртом, когда моя рука метнулась вперед, обхватив его шею, плотно сжала горло и притянула его к нам. Забавно было смотреть, как у него вывалился язык, вылезли глаза и покраснело лицо, но Ангелина все испортила.
Она сбила с него шлем и стукнула его резко – и точно – по макушке каблучком свой туфли. Он отключился, а я не дал ему упасть.
– И ты все это говорил обо мне, – прошептала она, моя новобрачная. – В твоей собственной натуре можно найти куда больше, чем налет старого садизма.
– ...Я вызвал. Все уже знают. Теперь мы наверняка их найдем, – с энтузиазмом заявил второй полицейский, но голос оборвался под зубную дробь, когда он уставился в ствол укрощающего пистолета своего помощника. Ангелина выудила из сумки сонную капсулу и раздавила ее у него под носом.
– А теперь что, босс? – спросила она, мило улыбаясь двум фигурам в черных мундирах с медными пуговицами у обочины дороги.
– Я думаю об этом, – сказал я и потер челюсть, дабы доказать это. – У нас было свыше четырех месяцев беззаботных каникул, но все хорошее должно когда‑нибудь кончиться. Мы можем продлить наш отпуск. Но он будет, мягко говоря, лихорадочным, пострадают люди... Да и ты... хотя фигура твоя прекрасна, но она не совсем подходящая для бегства, погонь и вообще грязной работы. Не вернуться ли нам на службу, с которой мы сбежали?
– Я надеялась, что ты это скажешь. Тошнота по утрам и потрошение банков как‑то не совмещаются. Забавно будет вернуться.
– Особенно, если учесть, что они будут так рады нас видеть. Учитывая, что они отвергли нашу просьбу об отпуске, и нам пришлось украсть почтовую ракету.
– Не говори уже о деньгах на мелкие расходы, которые мы крали, потому что не могли прикоснуться к своим банковским счетам.
– Правильно. Следуй за мной, и мы сделаем это с шиком. Мы стащили с полицейских мундиры и бережно уложили похрапывающих блюстителей порядка на заднее сиденье машины. У одного из них нижнее белье было в розовую крапинку, в то время как у другого – утилитарно черное, но отороченное кружевом. Таков мог быть здешний обычай одеваться, но у меня это вызвало кое‑какие потаенные мысли насчет полиции на Камате, и я был рад, что мы отбываем. Надев мундиры, шлемы и очки‑консервы, мы, весело гудя, понеслись по дороге на своих махоциклах, помахивая танкам и грузовикам, с ревом двигающимся в противоположную сторону. Прежде чем зазвучали разоблачительные крики и вопли, я затормозил посреди дороги и просигналил остановиться бронемашине. Ангелина развернула свой махоцикл позади них, чтобы они не нашли созерцание беременного полицейского слишком отвлекающим.
– Мы загнали их в угол! – крикнул я. – Но у них есть радио, так что не объявляйте об этом по радиосвязи. Следуйте за мной – Ведите! – крикнул водитель, а его напарник закивал, соглашаясь, тогда как перед его мысленным взором ослепляюще плясали соблазнительные картины – слава, ордена, награды. Я повел их по заброшенной дороге в лес, кончавшейся у маленького озера в комплекте с ветхим сараем для лодок и доком.
Я притормозил, махнул им, чтобы они остановились, коснулся пальцами губ и на цыпочках вернулся к бронемашине. |