И вторым событием, взволновавшим и обрадовавшим всех, стала свадьба Терсита и Елены — первая свадьба после гибели Трои.

В храм Аполлона в то утро пришли все: от царя, его матери и братьев, до старого пастуха Агелая. Пришли все уже поселившиеся вблизи города троянцы, Улисса со всем своим отрядом. Внутри все не поместились, людей было слишком много, и они столпились на ступенях, на галереях, на площадке перед святилищем.

Кусты вокруг храма цвели в эту весну так буйно, что зелени почти не было видно — только пушистые облака розовых, красных, белых, желтых цветов. Старый Хрис празднично украсил алтарь и статую бога над ним: гирлянды розовых глициний и пунцовые розы нежно светились на белом мраморе.

Елена была в платье из золотистой, очень легкой ткани. Кусок этой ткани отыскался в одной из почти не разграбленных ахейцами кладовых верхнего города, и царица Гекуба сама сшила свадебный наряд спартанки. Волосы Елены отросли уже ниже плеч, и она, гладко зачесав их и сколов на затылке, набросила на голову такое же золотистое покрывало, а вместо украшений, которых у нее не было, приколола к волосам две красные розы. Ее похудевшее, осунувшееся лицо, на котором густой загар безжалостно обозначил острые ниточки морщин, в этот день сияло такой спокойной, уверенной радостью, что стало едва ли не прекраснее, чем было прежде.

Терсит изменился еще удивительнее. Ахилл и Антилох, знавшие его много лет, в этот день с трудом узнавали знаменитого насмешника. Сухая, сутуловатая фигура его распрямилась, угловатость походки исчезла, и он оказался стройным, широкоплечим, с красивой посадкой головы, прежде всегда опущенной. Густые вьющиеся волосы и небольшая борода отливали бронзой, подчеркивая мужественно–жесткие черты лица, которого теперь совершенно не портил косой шрам на щеке. Взгляд спартанца, обычно хитрый и насмешливый, вдруг стал открытым, в глазах было удивление и непритворный восторг: «Да неужели это происходит со мной?! Именно со мной?» Он был счастлив и понятия не имел, как это скрыть…

Свадебный пир, за неимением дома, устроили на лужайке позади хижины Агелая. Добрый старик готов был ради свадьбы своей любимой «внученьки» заколоть половину стада, но это не понадобилось. Пентесилея с несколькими амазонками Улиссы настреляли в лесу, на склонах холмов, столько дичи, что хватило бы и на две тысячи человек. Десяток диких свиней, восемь ланей, пара сотен фазанов (в эту весну их было в лесах особенно много), перепелки и дикие голуби, — все это могло бы украсить столы троянцев и в лучшие времена. Антилох, призвав на помощь неразлучных Троила и Криту, сплел несколько рыболовных садков, и рыбы было наловлено тоже немало. Женщины напекли настоящего хлеба — в троянских погребах удалось найти и муку, и зерно — они сохранились в тех хранилищах, где были засыпаны не в мешки или корзины, а в глиняные сосуды, закрытые крышками. Большая часть зерна пошла на весенний сев — одно из давным–давно заброшенных хлебных полей вблизи Трои было распахано и уже дало всходы, а муку решили расходовать экономно, смешивая с тертыми орехами. Но для свадебного пира ее не пожалели. Не было обычных для троянских пиров фруктов — их заменили собранные на склонах съедобные коренья, сушеные ягоды шиповника, орехи и дикий мед. В погребе, из которого так отважно выбрался на свет придворный врач Кей, оставалось еще не меньше двадцати бочек вина, и Гектор приказал привезти пятнадцать этих бочек на праздник. К тому же амазонки захватили с собой из Темискиры несколько кожаных бурдюков со знаменитым хлебным вином и щедро предложили распить большую его часть на свадьбе.