Дискуссии были жаркими, и в итоге мы даже разделились на два лагеря: один из них (к которому принадлежала и я) придерживался мнения, что Глушко-Бриали некогда подверглась изнасилованию, и это ей настолько понравилось, что ни о чем другом она теперь просто не может думать.

Представители другого лагеря полагали, что господин Бриали в постели несколько слабоват, и Аглая в душе мечтает, чтобы ею овладели в точности так, как она описывает это в своих книгах.

К этому лагерю принадлежал издатель-вегетарианец. Он аргументировал свою позицию тем, что, согласно психоанализу, содержание романов можно интерпретировать, как эдипову фантазию, а сама по себе творческая активность является формой выражения невротических мечтаний.

Разрешить наш банный спор я, к сожалению, не могла. Спрашивать Аглаю напрямую о том, гложет ли ее тайная мечта подвергнуться насилию, было как-то неприлично, да и вряд ли она ответила бы мне правду.

Эротические Аглаины экзерсисы настолько потрясли моих друзей, что они даже начали пенять, что в моих детективах, написанных от первого лица, нет сногсшибательных сексуальных сцен, но я твердо заявила, что подвергаться изнасилованию из принципа не буду даже в собственных книгах. Впрочем, для этого у меня были вполне веские причины.

Каждому человеку "везет" по-своему. Один выигрывает в лотерею, другой регулярно спотыкается на ровном месте, третий почти без усилий делает головокружительную карьеру.

Мое, несколько сомнительное "везение" заключалось в том, что, начиная с семилетнего возраста, меня с навязчивой регулярностью пытались изнасиловать. Специфика же сего необъяснимого феномена заключалась в том, что каждый раз я тем или иным способом ухитрялась выпутаться из ситуации без особого физического и психического ущерба. Не исключено, что именно по этой причине я, несмотря на врожденное миролюбие, с юных лет испытывала горячий интерес к рукопашному бою и всевозможным видам вооружений.

Мужчины набрасывались на меня в самых разных, иногда весьма неожиданных местах. Личности агрессоров также варьировались от примитивных пьяниц и пресловутых представителей кавказской национальности до самого настоящего сумасшедшего маньяка.

В отличие от большинства дам, побывавших в подобных переделках, моя симпатия к сильному полу в целом никоим образом не поколебалась, зато я пришла к печальному заключению, что российские насильники действуют совершенно неграмотно и прямо-таки до безобразия непрофессионально.

Некоторое время я даже баловалась мыслью написать "Пособие для начинающего насильника", но по ряду соображений отказалась от этой идеи.

Тем не менее, из чистого любопытства, однажды я спросила у моего третьего (тогда еще не бывшего) мужа, — специалиста по боевым искусствам, — как правильно насиловать женщину. Результат меня восхитил и ошеломил.

За долю секунды с помощью болевого захвата он уложил меня на спину и зафиксировал таким образом, что от боли я даже пикнуть не могла, не то, что пошевелиться, а о том, чтобы оказать хоть малейшее сопротивление, вообще речи не шло. Вот это, я понимаю, профессионализм!

Разумеется, все мои истории с изнасилованием не шли ни в какое сравнение с изощренными фантазиями Глушко-Бриали. Мною не пытался овладеть безумный гермафродит с железным крюком вместо левой кисти, меня не опаивал наркотиками нигерийский гангстер с ритуальными насечками на щеках, не привязывал вожжами к туше мертвой коровы двухметровый казак-некрофил. Чего не было, того не было — врать не буду. Тем не менее, кое-чем и я могла похвастаться.

Седьмая по счету попытка изнасилования (вероятно, в связи с тем, что семерка — счастливое число) оказалась настолько неординарной, что я до сих пор вспоминаю эту историю с неизменным удовольствием.

Дело было осенью, не то, чтобы поздней, но и не ранней.