― Какого рода?

Куан закусил нижнюю губу и посмотрел в окно на белую стену. Потом принял какое‑то решение и повернулся ко мне. Достал ручку из кармана брюк, взял желтую карточку, написал что‑то на обороте и протянул мне. Я прочел: «Салли Поровски. Отделение по делам несовершеннолетних, Сарасота».

― У вас есть адрес Адели?

― У меня есть адрес, но он вам не поможет. Однажды я проезжал мимо по дороге домой. Это магазин принадлежностей для гольфа. Я остановился и спросил ее отца. Разумеется, там никогда о таком не слышали.

― Но она ведь живет где‑то с отцом?

― Где‑то жила.

― А теперь?

― Я дал вам имя человека, который может вам помочь. Я говорил с ее отцом один раз. Я попросил девочку, чтобы он позвонил мне, когда она получила первое дисциплинарное взыскание. Он говорил спокойно, вежливо. Сказал, что не может прийти, потому что работает, и что его дочь сама решает свои проблемы.

― И это все?

Куан посмотрел через стекло в приемную, наклонился вперед и негромко произнес:

― Честно говоря, в его голосе было что‑то совершенно жуткое.

Отделение по делам несовершеннолетних располагалось в корпусе «С» трехэтажного комплекса в квартале краснокирпичных офисов на Фрутвилл‑роуд, сразу за Таттл. В корпусе «А», согласно табличке, размещались бухгалтер, физиотерапевт, двое психологов, еще один бухгалтер и дерматолог. В корпусе «В» находились дантист, педиатр, гинеколог и кабинеты эпиляции и гипноза.

В маленьком вестибюле сидел дежурный, разбирая горы конвертов. На вид около тридцати лет, бритый, аккуратный, в очках и голубой рубашке без галстука, откровенный гей.

― Салли Поровски, ― сказал я.

― Рад познакомиться, Салли. Я Мэри Эллен, ― ответил он, улыбаясь и продолжая сортировать конверты.

Я молча посмотрел на него. Он прервал свою деятельность и посмотрел на меня.

― Это была шутка.

― Я понял.

― Вы расскажете Соренсену? ― спросил он. ― Язык мой ― враг мой.

― Я не собираюсь рассказывать Соренсену, Мэри Эллен. Мне просто нужна Салли Поровски.

― На самом деле я... Меня зовут Джон Детчен.

― А меня Лью Фонеска. Вы не могли бы...

― Ну разумеется. Наверх на лифте, второй этаж. Ее имя написано на боксе. Вам повезло: сейчас она на месте. Обычно они на колесах, вызовы на дом, в школы, в суд, вы же знаете...

― Не знаю, Джон. ― Я подошел к открытому лифту.

― Вы правда не скажете Соренсену?

― Останется между нами, девочками.

― Вы ведь не интересуетесь?

― Не интересуюсь.

― Ну и хорошо, вы все равно не в моем вкусе.

Лифт медленно поднял меня на второй этаж. В нем пахло плесенью. Когда двери открылись, я увидел перед собой табличку: «Отделение по делам несовершеннолетних». Я вошел и оказался между двумя рядами стеклянных боксов, за которыми находились двери в кабинеты с табличками. Окон не было. Вдоль блеклых розовых стен высились полутораметровые стопки картонных коробок. Внутри боксов небольшие столы с компьютерами были завалены бумагами, папками, заставлены кофейными чашками. Сотрудники сидели только в двух боксах. На одной из стеклянных стенок значилось: «Салли Поровски».

Когда я подошел, она сидела ко мне спиной, глядя на экран монитора. Время от времени она поправляла очки и разговаривала сама с собой.

― Салли Поровски? ― спросил я.

Она вздрогнула, покачнулась на стуле и обернулась ко мне:

― Боже, как вы меня напугали!

― Извините, пожалуйста.

Она была моего возраста, может быть, лет сорока, может быть, чуть моложе. Крепкого сложения, симпатичная, со светлой кожей, короткими, темными, крупно вьющимися волосами и удивительным низким голосом.