— Да.

— Тогда слушаю.

— Тохадзе.

— Игорь Сергеевич, мы с вами знакомы давно. Я к вам, ей богу, отношусь с уважением.

— Спасибо.

— Вы не иронизируйте. У нас говорят ч”естный вор” о хорошем человеке. А вас я бы назвал честный мент. Подождите, подождите. Мы все про всех знаем.

Черкасов полез в карман, достал пачку ”Кента”.

— Прошу.

Они закурили.

— Так все же, Тохадзе, Анатолий Степанович.

Филин усмехнулся, выпустил тугое колечко дыма.

— Скажу одно. Мелкий налетчик. Но не копайте глубоко. За ним стоит организация. Весьма крутые люди. Они уничтожат вас, Игорь Дмитриевич.

— Вы боитесь за меня, — усмехнулся Игорь.

— Нет, я жалею вас.

Машина мчалась в Москву через осень. Лес по бокам шоссе насквозь пропитался солнцем, желтая листва завалила обочины.

И Игорю захотелось в этот лес, к откосу у реки. Захотелось просыпаться здесь холодным прозрачным утром. Мыться ледяной водой и бродить по утреннему, чуть схваченному морозом лесу. Плохо было ему. Муторно.

Жестокая вещь жалость Филина. Ох жестокая. Корнеев пытался забыть этот разговор. Но не мог.

Кафтанов ждал его. Второй раз за день Игорь пил чай, только бутерброды были с сыром.

Корнеев пересказал шефу разговор, стараясь не упустить ни одной детали.

— И все? — спросил Кафтанов.

— Все.

— Немного и вместе с тем очень много.

— То есть?

— Мы знаем главное, что за Тохадзе стоят какие-то крутые люди. Значит, если мы правильно потянем за эту нитку, то выйдем на тех, кто вдохновляет преступления. Но это трудно, Игорь. Трудно и опасно.

— Поэтому Филин и жалел меня?

— И поэтому тоже. Помни, мы вышли на очень опасных и, видимо, могущественных людей. Не боишься?

— Нет.

Слава, помахивая сумкой с надписью ”Адидас”, из которой высовывалась теннисная ракетка в чехле, вышел из ворот стадиона.

Постоял минуту, раздумывая, куда идти, и пошел в сторону Сокольнического парка.

Синие Ж”игули” медленно двинулись за ним.

Теннисист поворачивал за угол, когда ”Жигули” резко затормозили рядом. Слава испуганно отскочил в сторону.

— Привет, — высунулся из окна Гена. — Далеко?

— Ты совсем с ума сошел, кто же так делает?

— Есть разговор, садись в машину.

Они сидели в парке, в кафе ”Ландыш”, в большом застекленном зале.

Народу было мало. Всего несколько столиков занято. По пустым прыгали воробьи, выискивая крошки.

Гена пил пиво, внимательно поглядывая на неспокойного Славу.

А тот действительно был неспокоен. То глоток пива отхлебнет, то пальцами начнет стучать по столу, то мякиш хлеба отломит и шарики из него катает…

— Ну что ты дергаешься, — по-доброму улыбнулся Гена. — Позвал тебя просто посидеть, пивка попить, поговорить о жизни. А ты ну прямо как на допросе.

— Устал я, Гена. Устал бояться.

— А чего ты боишься? Ты убивал? Нет. Грабил? Нет. Так чего тебе бояться? Ты же у нас писатель. Книгу пишешь. Статьи твои в газетах читаем, о том, как хорошо работает милиция. Чего тебе бояться-то?

— Понимаешь. — Слава достал пачку сигарет, закурил. — Я не могу так больше. Жить не могу. Я писать хочу. Книги хочу писать, киносценарии. Как другие. Понимаешь?

— Я-то понимаю. Пиши. Ты думаешь, я пишущих ребят не знаю? Представь себе, знаю.