|
Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло… Я почувствовала что то странное. Точно не передам… вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р раз – все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена. – Прямо так! – ошарашенно переспросил Карлсен. – Именно так. Чем то это было вызвано… – Электричеством? – Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: «Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее». А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось. Карлсену только головой оставалось покачивать. – Что, опять любовь? – Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как то в ином свете. Я знала – это какой то фокус, колдовство какое то. Тело по прежнему домогалось его, а уму было ясно – он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. – Она блеснула глазами на Карлсена, губы выдавили горькую усмешку. – Хотя вы и представляете: мыслить то было не о чем. Он же сам открыл правду, что он вампир. – Сказано, по крайней мере, честно. – Да какая честность! Обыкновенный расчет. Он знал, что околдовывает меня. Тогда, когда стояли в лифте. Вы же понимаете? – Да. (Нет, все равно удивительно, насколько просто я себя сдаю). – Околдовал все же? – Не совсем. Ему надо было настроиться на ваше жизненное поле. Когда он это сделал, стало можно посылать свои вибрации. Вы их вначале не ощущали: слишком слабые. А вот когда уже удостоверился, вибрации окрепли, и он вам дал их почувствовать. Вспомните, на третье утро. – И вот тогда я попалась, – негромко произнесла Ханако. – Я ведь даже думала, что сама виновата, – снова тусклая улыбка. – Может, действительно, так оно и было? – То есть? – Мне не надо было сдаваться. Я же могла воспротивиться. – Не думаю. Настроившись, он уже знал, где у вас заканчивается сопротивление. Она посмотрела на него с любопытством. – У таких людей вообще бывает совесть? – Не знаю. – Вы кого нибудь из таких встречали? – Я до недавних пор и не знал, что они существуют. (Не сознаваться же, что стаж насчитывает каких то семь часов). – Я не думаю, что у Карло есть совесть. Ему было все равно, что я замужем и люблю своего мужа. |
