А, что такого? Из многочисленных исторических документов точно известно, что городок Малоярославец в октябре 1812-го года семь-восемь раз переходил – из рук в руки – от русских к французам и, соответственно, наоборот. Вот, пусть деревенька Шадрино и сыграет в нашей будущей «реконструкции» роль Малоярославца. Да и местным жителям дополнительная денежка пригодится, будет действенным подспорьем в их нелёгкой повседневной жизни…. Кстати, сугробы-то вокруг – избыточно высокие какие-то. Будто бы и не первые, октябрьские, а уже зимние – солидные, матёрые, январские…».
Светло-оранжевый огонёк оказался весёлым и трескучим костерком, бодро постреливающим янтарными угольками возле низенького крыльца симпатичной бревенчатой церквушки.
«Настоящий музейный антиквариат!», – восхищённо отметил Пётр. – «Памятник большой исторической ценности. Натуральный и патентованный раритет. Наверняка, находится под бдительной охраной нашего государства…. Эге, похоже, что в церкви есть люди! Вон, тусклые отсветы мелькает в крохотном окошке. Кому, интересно, не спится? Может, проходит эта, как там её…. Всенощная служба?».
За церковной оградой стояло несколько саней-возков, тихонько и коротко похрапывали, словно бы переговариваясь между собой, невидимые лошади, по паперти ходили какие-то люди.
– Эй, сюда, сюда! – глухо долетели сквозь нудные завывания метели взволнованные мужские голоса.
К нему на встречу от церковного крыльца бросился высокий, костистый и бородатый старикан – в тулупе до самой земли, с потрёпанным заячьим треухом на голове.
– Барин, родимый! Наконец-то! Давай, я тебе помогу! Хватайся за моё плечо! Крепче хватайся! Все уже заждались тебя…. Барышня очень волнуется и переживает…
– Это Шадрино? – спросил Пётр.
– Оно самоё – Жадрино!
– Помилуй, где ты замешкался, братец? – подбежал к ним полненький господинчик, едва различимый в ночной темноте и говорящий с характерным немецким акцентом. – Мы с Дравиным все извелись. Уже и не знаем, что думать. Твоя невеста почти в обмороке. Поп не понимает, что ему делать. Сопливый мальчишка-улан, и вовсе, советует разъезжаться по домам. Входи же скорее! Входи!
«Жадрино? Ненарадово? Дравин? Сопливый мальчишка-улан?», – пронеслось в Петькиной голове. – «Эге, это же наши ребята решили провести литературную «реконструкцию» бессмертной повести А.С. Пушкина – под названием – «Метель»! Сходится всё…. Молодцы, здорово придумали! Надо, пожалуй, подыграть немного…».
– Не волнуйтесь вы так, мой любезный Шмидт! – легкомысленно усмехнулся Пётр. – А Марию Гавриловну я сейчас успокою, не переживайте.
– Что у тебя с голосом, Владимир? – обеспокоенно спросил «пушкинский землемер».
– Ерунда, немного простыл. Видимо, крепко продуло во время сегодняшней метели. Но, как известно, простуда женитьбе не помеха…
На крыльце он тщательно отряхнул снег с плеч а, войдя в тесные сени, расстегнул верхние пуговицы тулупчика.
В дальней части церковного помещения о чём-то взволнованно переговаривались между собой старенький «священник», верзила средних лет в партикулярной одежде и худенький юноша в форме улана. В правом – от входа – углу, на широкой лавке, безвольно опустив руки, сидела молоденькая девушка, одетая в длинное, явно старомодное платье. Другая девица в одежде простолюдинки, стоя рядом с лавочкой на коленях, старательно тёрла сидящей «дворянке» виски. Увидав вошедших, «служанка», недовольно покачав головой, принялась ворчливо выговаривать:
– Слава Богу! Насилу вы приехали. |