— Она так и сказала? — переспросила Джаз, презрительно усмехнувшись. — Мне действительно нужны были венозные катетеры, а центральный склад нас не обеспечил. Однако этот предлог я придумала уже потом. А главное — мне нужно было почерпнуть что-то новое из записей медсестер. Она, видимо, не хочет этого признавать, потому что беспокоится, что я мечу на ее место.

— Я бы так не сказал, — ответил Роджер. — Но как знать? Спасибо за разъяснения, мисс Ракоши. Я еще зайду, если появятся какие-то новые вопросы.

Выйдя из подсобки, Роджер обогнул медсестринский пост. Он чувствовал, что совершенно выдохся. Он еще надеялся до беседы с мисс Ракоши вернуться в операционное отделение и найти доктора Наджу, чтобы спросить, что тот делал в отделении акушерства и гинекологии, однако теперь передумал. Время приближалось к четырем утра.

Роджер решил, что у себя в офисе он первым делом позвонит Розалин и попросит характеристику на Джазмин Ракоши. Ему уже было плевать на последствия. Он удивлялся, насколько же не хватало кадров, что на работу принимали таких, как эта Ракоши, с ее отношением к пациентам. Убийцей она, конечно, не была. Это уж слишком. Но ее пребывание здесь явно затянулось. И он намерен повлиять на эту ситуацию.

Роджер нажал кнопку вызова лифта и, невольно оглянувшись, бросил взгляд в сторону поста. На какую-то долю секунды ему показалось, что Джаз наблюдала за ним, выглядывая из подсобки. Но при неожиданно навалившейся на него усталости Роджер не был уверен, что ему это не померещилось. Эта женщина вызывала у него чувство опасения. И он очень не хотел бы оказаться ее пациентом.

Он зашел в лифт и, пока дверь не закрылась, вновь взглянул на вход в подсобку. Он не понял, был ли это обман зрения или его воображение, но уже во второй раз ему показалось, что он ее увидел.

Он спустился на цокольный этаж, где еще никогда не бывал. Голые бетонные стены были просто выкрашены, а по всему потолку тянулись нескончаемые, частично изолированные трубопроводы. Вместо светильников использовались обыкновенные керамические патроны с проволочной защитной сеткой вместо плафонов. Сразу при выходе из лифта, прямо на бетонной стене, был намалеван указатель с большой красной стрелкой: «Секционный амфитеатр».

Путь туда напоминал лабиринт, но, следуя стрелкам, Роджер в конце концов дошел до двойных, обитых кожей дверей с овальными окошками на уровне глаз. Их стекла были заляпаны до такой степени, что, хотя Роджер и видел горящий внутри свет, разобрать что-нибудь не представлялось возможным. Войдя, он оставил дверь открытой при помощи латунного фиксатора.

Внутри оказался старинный полукруг двухуровневого медицинского амфитеатра с рядами сидений, уходившими в тень под потолок. Роджер предположил, что он был построен лет шестьдесят — семьдесят назад, когда патологическая анатомия стала основой академической программы изучения медицины. Там же громоздилась старинная, обшарпанная, потемневшая от времени полированная мебель, а свет исходил от свисавшего с потолка на длинном шнуре светильника. Он висел в самом центре, чтобы хорошо был виден стоящий посередине секционный стол. Возле стены — застекленный шкаф с набором устрашающего вида инструментов для вскрытия. Роджер подумал, что ими в последний раз пользовались лет сто назад. За исключением отдельных редких случаев вскрытия сейчас проводились в помещениях судмедэкспертизы.

Рядом с секционным столом стояло несколько каталок с трупами, прикрытыми простынями. Роджер пошел искать тело Патриции Прут. Приблизившись к первому трупу, Роджер подумал, как это Лори, при всей ее жизнерадостности, могла выбрать своей специальностью судебную патологоанатомию. Он поднял край простыни.

Роджер невольно поморщился. Перед ним лежал труп человека, попавшего, очевидно, в какую-то аварию.