Изменить размер шрифта - +
В какой-то момент он становился рассеянным, начинал говорить невпопад и под конец, будто чувствуя свой регресс, почти полностью уходил в себя и сосредотачивался на тарелке, на медленном пережевывании пищи. Мать с сыном ждали, пока он доест свой суп. Единственным, что могло его оживить, был разговор про Иран и про реальную вероятность того, что он в скором будущем разбомбит Тель-Авивский округ.

Авраам Авраам все больше скисал. Мать поставила на стол второе, приготовленное специально в честь дня его рождения, – жареную печенку с луком, пюре и острый помидорный салат. Инспектор перестал слушать ее вопросы и просто сидел и быстро пережевывал еду. У него было две теории по поводу роли родителей в выборе его профессии: одна, связанная с матерью, другая – с отцом. Согласно первой, Авраам решил стать инспектором полиции, когда в детстве, возвращаясь из школы, пытался опознать приметы настроения матери. У него выработалась острая чувствительность к этим приметам – к ее гримасам, к изменениям тона ее голоса. Еще на лестнице он старался угадать, что она сварила, и тем самым понять, закончится ли обед колотушками. Когда она готовила любимое им блюдо, обед проходил мирно. Если же по причинам, ему неведомым, мать стряпала нечто, не лезшее ему в глотку, – значит, хорошего не жди. Например, запах голубцов или фаршированных перцев уже на лестнице предвещал оплеухи.

По второй теории, он стал следователем во время прогулок с отцом, главным образом по субботам. У них была игра, которую придумал отец. Он говорил:

– Кажется, я вижу женщину в синем плаще.

И трехлетний или четырехлетний Авраам Авраам, сидящий в своей прогулочной коляске, взволнованно оглядывал улицу, пока не обнаруживал такую женщину и не указывал на нее пальчиком. Когда он подрос, игра усложнилась. Отец говорил:

– По-моему, я вижу мужчину, который опаздывает на встречу.

И его сын прочесывал взглядом улицу, пока не замечал небритого мужчину, перебегающего дорогу на красный свет, и не указывал на него. Отец, держащий его за руку, говорил: «Точно!» – и Авраам был попросту счастлив.

Прервав молчание, он спросил отца:

– Как самочувствие?

Но тот не услышал вопроса.

– Шломо, – сказала мать, – Ави спрашивает, как ты себя чувствуешь. Что с тобой, ты еще и оглох?

Когда они поели и мать сложила посуду в посудомойку, зазвонил мобильник.

– Инспектор Авраам?

– Слушаю. – Он вышел из кухни.

– Это Литаль Леви, из участка. – Инспектор узнал молодую сотрудницу, новенькую, всего пару месяцев назад окончившую курс подготовки полицейских. – Вы – ответственный за дело подростка, которое завели вчера? Так ведь?

– Офера Шараби. Верно.

– Сейчас поступил анонимный звонок, который, возможно, стоит проверить.

– Поподробнее, пожалуйста. Звонок поступил вам?

Авраам надеялся, что девушка не почувствовала страха в его голосе.

– Он был короткий, и я не очень-то разобрала, но тот человек вроде сказал, что нужно искать его в дюнах, позади строительного проекта Пэ-триста. Он сказал, что тело там.

 

4

 

В конце концов, он-то и оказался последним среди тех, кто искал. И каким-то неуместным среди участников, которых, если б не он, там и не было.

Зеев проснулся первым. Эли спал. Михаль спала. Он выглянул наружу и посмотрел сквозь жалюзи балкона. Шел уже третий день. Снаружи все тихо, никакого движения. Ни в доме, ни на улице. Двое стариков шли по тротуару, и в руках у них были синие бархатные чехлы с талитами . Где тут в районе синагога, Зеев не знал.

Суббота была ее днем. Вернее, его днем. Днем, когда она может поспать подольше. Не подниматься вместе с Эли.

Быстрый переход