Изменить размер шрифта - +

«Ты должна искренне раскаиваться. Если получится, можешь даже заплакать», – звучит в мыслях голос Кати.

Слез точно не будет, разве что от смеха. Волнение и адреналин смешиваются во взрывной щекочущий коктейль, так и подначивая рассмеяться. Нужно подумать о чем то печальном. Котята под дождем, рыбка в закрытом целлофановом пакете, Адриан и Маринетт . Последняя мысль ввергает в уныние, и я тихо выдавливаю:

– Чем я могу помочь? Давай попытаемся это высуши…

Елисей поворачивается, его взгляд скрывают темные пряди, но для этой силы нет преград. Ярость струится огненными нитями и хлещет меня по щекам и шее, оставляя горящие отметины.

– Прости, – приглушенно произношу я и кладу салфетки на раковину. – Я правда не…

– Купи мне штаны.

– Что?

– Ты же помочь хотела? Иди и купи мне новые штаны.

А домик на берегу океана ему не построить? Сейчас метнусь на Мальдивы и все организую.

– Но я…

– Нет? Тогда выйди отсюда, – бьет он словами наотмашь.

Закидываю лямку рюкзака на плечо и качаю головой:

– Я просто…

– Хочешь посмотреть, как я переодеваюсь?

Его фразы слишком резкие, чтобы вести диалог наравне. Судорожно пытаюсь вспомнить все Катины наставления и поймать контроль над ситуацией. Быть оленем в свете фар и одновременно тигрицей, мягкой, но в тот же момент дерзкой. Попробуем. Делаю шаг назад и складываю руки на груди, принимая уверенную стойку:

– Да!

Заявление отражается от холодных стен и бумерангом врезается в голову. А что он вообще спросил? Черт!

– То есть я… Нет. Я не это имела в виду, – бормочу сбивчиво. – Я чувствую себя ужасно из за того, что…

– Родилась криворукой овцой?

– Да, что родилась криворукой… – Спазм сжимает горло и падает на дно живота, а подбородок взлетает вверх. – Что?! Нет! Ты меня овцой назвал?!

– Выбрал самое приличное определение.

Елисей все сверлит меня тяжелым взглядом, я почти слышу жужжащий звук дрели. Ладно, его можно понять. Если бы подобное случилось со мной, то виновник точно услышал бы куда больше, чем сравнение с домашними парнокопытными животными.

«После вспышек гнева и приступов силы ты должна становиться ранимой и чувствительной».

Чушь полная, но инструкциями нельзя пренебрегать. Опускаю голову и закусываю нижнюю губу, нарочно сжимая зубы так сильно, чтобы проступили слезы:

– Прости меня. Мне очень жаль, честно.

– Прощу, если ты уже наконец выйдешь отсюда и дашь мне спокойно переодеться.

Радостно вздрагиваю и поднимаю голову:

– У тебя есть запасная одежда?! Как повезло!

Елисей кривится и отворачивается. Неужели переигрываю? Убери дурацкую челку с глаз, я не понимаю твоей реакции! Елисей хватает язычок молнии, расстегивает рюкзак и отвечает без особого желания:

– На твое счастье, да, поэтому, закрой дверь с другой стороны.

– Хо…

– И рот, пожалуйста.

Знай я заранее о формате разговора, то взяла бы пепси размера «XXL» и вылила Елисею на голову. Тянусь за салфетками, чтобы забрать их. Раз уж он отказывается от помощи, то пусть купается под краном. Газировка сладкая, вот бы у него там все слиплось.

– Это оставь, – грохочет приказ генерала.

– А где волшебное слово?

– Десять косарей за испорченные джинсы. Достаточно волшебно?

– Достаточно, мистер Крабс, – бросаю я и вылетаю за дверь, пока не наговорила глупостей.

Отхожу к противоположной стене и принимаюсь ждать. Фаза еще не завершена, остался финальный штрих, который лично у меня вызывает множество вопросов, но командир решил, значит, действуем.

Быстрый переход