Керри улыбнулась. «Ну и ну, — думал Эрик, продолжая поглаживать ее по голове, — какие же у нее должны были развиться комплексы… Какая-то сволочь два года подряд заколачивала ей все инстинкты так глубоко, что она сама теперь не может до них добраться. В то же время она обожает братца-жеребца, у которого с этим никогда не было проблем… Здесь есть над чем поразмыслить». Он и размышлял. Керри сидела не шевелясь и не открывая глаз. Инспектор Белл методично выслеживал преступников.

Равномерное постукивание ножа, только что доносившееся из-за стены, стихло, Керри куда-то умчалась. Эрик добрел до кухни и обнаружил на столе объемную миску с мелко нарезанными овощами: красно-желто-зеленое пиршество красок радовало глаз. Не задумываясь, Эрик погрузил в это витаминное великолепие большую ложку, зачерпнул побольше овощей, отправил их в рот и принялся жевать. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что совершил страшную ошибку: слезы хлынули в три ручья, словно это от него уплыло миллионное наследство, горло сдавило, на руках стали стремительно появляться и множиться красные бугорки, вокруг которых устрашающе вспухала кожа. Керри появилась в дверях и с ужасом уставилась на него, открыв рот.

— Что… — прохрипел Эрик, пытаясь утереть слезы трясущимися, на глазах раздувающимися руками, — что ты туда положила?!

— Боже… Сладкий перец… Эрик, милый, прости меня, прости! Я забыла!

Настолько быстро, насколько ему позволяли ничего не видящие глаза, Эрик устремился в свою комнату; Керри, жалобно скуля и причитая, последовала за ним. Дело оборачивалось довольно круто: он не нанюхался всякой дряни, а съел ее — это было куда серьезнее. В голове противно зазвенело, пульс явственно учащался, кожа краснела и опухала. Эрик отчаянно рванул ящик стола, тот вывалился, и все содержимое разлетелось по полу. Что-то разбилось.

— Что тебе нужно? Я найду! — проголосила Керри, то прижимая ладони к собственным щекам, то робко пытаясь дотронуться до Эрика.

— Таблетки… Маленькие, голубенькие… Быстрее, умоляю!

Керри рухнула на колени и принялась судорожно рыться в разбросанных по полу бумагах, записных книжках, дискетах, ручках, карандашах, исписанных карточках, рекламных буклетиках, салфетках для очков, открытках, визитках, журнальных вырезках, карманных календариках. Наконец она выудила из кучи упаковку.

— Эти?!

Эрик выхватил у нее упаковку, с трудом извлек одну таблетку и немедленно уронил ее на пол. Слабым голосом проклиная все на свете, кое-как добрался до дивана, повалился на него и выдавил следующую таблетку прямо себе в рот.

— Эрик! Принести воды?

Он помотал головой, с трудом преодолевая дурноту.

— Пить нельзя. Есть нельзя. Аллергический шок… Давление поднялось, пульс бешеный… Ничего, лекарство скоро подействует. Оно очень сильное… Принеси мокрое полотенце, я обмотаю голову…

Керри попыталась подняться, но не смогла — вероятно, ее нога вновь перестала разгибаться. Несмотря на весь ужас своего положения, Эрик не удержался от истерического смеха.

— Два инвалида… Дивная парочка… Смешно до слез…

— Я сейчас встану, потерпи минуту. Хочешь, я куда-нибудь позвоню, поищу врача?

— Нет… Это пройдет.

— А лекарство точно поможет? Разве в таких случаях не кладут под капельницу?

«Будь здесь мама, — подумал Эрик, — она немедленно закатила бы мне внутривенно какой-нибудь мощный антидот. Но у меня, кроме этих таблеток, ничего нет.