После долгого рассказа в горле саднило. Впрочем, последние дни горло болело всегда: и когда она говорила, и когда молчала. Гончая повернулась на бок и сплюнула в темноту сгусток кровавой слизи. Стало чуть легче, но это было временное облегчение. Никакой печали, а тем более огорчения из-за своего состояния девушка не испытывала. Она знала, что умирает, но ей было на это плевать. После гибели дочери ей стало на все наплевать.

Поп не знал о смертельной болезни собеседницы и своей болтовней упорно пытался пробудить в ней интерес к жизни. Наблюдать за его стараниями было даже забавно.

– И ты знаешь, что они означают?

– Понятия не имею, – призналась Гончая. Она снова перевернулась на спину. В таком положении лучше расслаблялись натруженные мышцы. Среди рабов это мало кто знал, но она не общалась с остальными пленниками, только для попа сделала исключение. – Отчего-то запомнилось выражение «просто бизнес».

– Прежде люди употребляли эти слова, чтобы продемонстрировать другим свое равнодушие, безразличие, – заметил поп. По примеру Гончей он тоже лежал на спине. Так что общение с девушкой и ему принесло некоторую пользу.

– А сейчас и демонстрировать ничего не надо, – сказала она. – Все и так знают, что остальным на них наплевать.

Священник долго молчал. Гончая даже подумала, что он заснул, и закрыла глаза, но через некоторое время вновь услышала его тихий голос.

– Неужели нам мало того, что уже случилось? Ядерная война, сотни миллионов, даже миллиарды жертв – неужели все это было напрасно? Неужели мы так и не вынесем из этого урок?

– Ты про людей?

– Да-да, – забормотал поп. – Люди – это венец творения…

Гончая мрачно усмехнулась в темноту. Сосед еще что-то говорил, но она не слушала. Из предыдущих разговоров с ним она поняла, что этот сорокалетний мужчина, назвавшийся отцом Ярославом, которого рабовладельцы и сами рабы называли просто попом, был умен и хорошо образован, но сейчас он нес вздор.

– Ты не слушаешь меня?

Вот как священник это понял? Ее лица он видеть не мог. Надсмотрщики держали рабов в полной темноте, огни зажигались только во время работ. Даже своими специально тренированными глазами Гончая не видела вокруг себя ничего, кроме густой темноты. Присутствие рядом других пленников выдавали стоны больных и раненых, их тяжелое дыхание, запахи пота и человеческих испражнений. Однако по запахам и дыханию невозможно было узнать, чем окружающие в данный момент занимаются: спят, прислушиваются к чужим разговорам, бредят, мечтают об избавлении или проклинают свою загубленную жизнь.

– Слушаю, – соврала Гончая, чтобы сосед не задавался. Впрочем, ей было все равно, что он о себе думает. Да и о ней тоже. – Не успеем.

– Прости, что?

– Не успеем, говорю, урок вынести.

– Но почему? – поп, похоже, растерялся.

– Потому что сдохнем.

– Мы с тобой, скорее всего, действительно не доживем, – согласился он. – И многие другие, но дети…

Его речь оборвалась бессвязным хрипом – собеседница железными пальцами сдавила ему горло. Несмотря на разрушающую тело болезнь, у нее сохранилась молниеносная реакция, а руки еще не утратили былую силу.

– Мою дочь убили! Убили у меня на глазах! А знаешь, почему? Один самоуверенный идиот вообразил, что с ее помощью сможет справиться с чудовищем, одолеть которое никому не под силу. Теперь их очередь! Тех, кто попрятался в метро и думает, что спасся! Они называют себя выжившими, но они ошибаются. Они все умрут.