Майка бьется в чужих руках, но руки сильнее. Она не может вырваться и тогда в отчаянии впивается зубами в зажимающую рот ладонь. Злоба и ненависть к убийцам придают ей сил. Зубы прокусывают грубую кожу и вгрызаются в плоть.

Возмущенное ругательство. Убийца не ожидал такого поворота. Его ладонь на мгновение отлепляется от Майкиного рта, но лишь для того, чтобы снова хлестким ударом обрушиться на ее лицо. Голова гудит, а перед глазами одна за другой расплываются жирные черные кляксы.

Последнее, что успевает услышать и разглядеть Майка, прежде чем сгущающаяся чернота окончательно засасывает ее, это радостное восклицание роющегося в вещах убийцы:

– Во, нашел! – И он, повернувшись к своему напарнику, трясет в воздухе смятой пачкой рисунков.

Наконец, когда у Гончей уже заканчивалось терпение и дальше изображать, что она копается в пустой торбе, стало просто глупо, вопрос все-таки прозвучал. Но совсем не тот, какой женщина ожидала услышать от пленницы.

– Зачем я тебе?

Когда они впервые встретились лицом к лицу, малая тоже повела себя неожиданно…

Как и рассчитывала Гончая, поиск рисунков малой занял у похитителей какое-то время, это позволило ей полностью подготовиться к встрече. Когда похитители возвратились в туннель со своей добычей, она ждала их в условленном месте со связанными руками и ногами и кляпом во рту. Узлы на веревках были фальшивыми, лишь кляп настоящим, и на избавление от пут Гончей понадобилось бы менее секунды. Жаль только, что малая, на которую все это и было рассчитано, не смогла оценить ее стараний, так как пребывала в отключке.

Первым в туннеле появился Прыщ, так про себя называла Гончая шакала с изъеденной фурункулами шеей. Другой за слипшиеся и свисающие жирными сосульками волосы получил у нее прозвище Патлатый. Прыщ нес бесчувственную девчонку, перекинув ее обвисшее тельце через плечо, как полупустой мешок. Следом шагал его напарник с торчащей из-за пазухи пачкой детских рисунков. Бумагу следовало аккуратно свернуть и убрать в заплечную торбу, которой специально снабдила шакалов Гончая. Но этот идиот поступил, как ему казалось проще!

Прыщ стряхнул свою ношу на землю и принялся связывать пленнице руки. Закончив с этим, вынул из кармана грязную тряпку, скрутил ее в плотный комок и уже собирался засунуть девчонке в рот, но перехватив взгляд Гончей, спрятал в карман. Не сразу и неохотно, но все-таки спрятал. Пока шакалы еще повиновались, потому что надеялись получить от нее щедрую плату за свою работу, опытная Гончая не питала иллюзий, что их верность продлится долго. И бунт мог вспыхнуть в любой момент.

– Чего разлеглась? П-шла! – прикрикнул на нее Прыщ и, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, въехал ботинком под ребра.

Он бил от души, как и следовало для реалистичности спектакля. Но Гончая успела перевернуться на бок, и удар пришелся вскользь. Тем не менее она замычала якобы от боли и принялась неистово кивать на обмотанные веревками ноги. После столь интенсивной пантомимы до безмозглого идиота наконец дошло, что она не может идти со связанными ногами.

Пока Прыщ возился с веревками, распутывая узлы, малая пришла в себя. Гончая не отследила этого важного момента, но когда на миг обернулась к лежащей рядом маленькой пленнице, встретилась с ее пристальным взглядом. Они смотрели друг другу в глаза лишь несколько секунд, и этого времени Гончей оказалось достаточно, чтобы понять: эти глаза малой ей не нравятся. В них плескались страх, боль и отчаяние. Но помимо этого Гончая увидела еще и презрение! Потом шакалы рывком подняли ее с земли, и взглядом они больше не встречались, зато остался вопрос: почему малая смотрела с презрением не на похитителей и убийц сестры, а на связанную молодую женщину, которую увидела первый раз в жизни?

Вслед за Гончей малую тоже поставили на ноги, и Прыщ, окончательно взявший на себя роль предводителя, подтолкнул пленниц в сторону Белорусской.