– Я не чувствую тела…

Его вытащили из камеры прямо на запасных носилках, предусмотрительно принесенных из медблока. Лифт ждал, но везти придется действительно наверх и думать, как доставить в больницу.

– Пожалуй, хватит на сегодня… – растерянно сказал профессор.

Три эксперимента, три явных неудачи. Вместо прыжка в неизведанное, вместо включения в ноосферу Земли – какой-то, прости господи, облом. Расчеты Шамаева, по всей видимости, тоже не сработали. Из трех начальников отделов в строю осталась одна Ираида, а у нее туго с идеями. Такой уж она человек.

В зал из пассажирского лифта выскочил Васильев в сопровождении двух автоматчиков охраны. Это даже не бешенство – полковник был не на грани, а далеко за гранью срыва.

– Что еще?! – заорал он с порога. – С ним-то что? Я сказал прекратить всякую деятельность, ослы ученые! Мудаки, бля, там ваш Вольтарян поубивал охрану и сбежал!

– Он такой же наш, как и ваш, – заметил профессор. – У нас тоже серьезные проблемы. Шамаева срочно надо в клинику.

Сам ученый лежал на носилках, картинно свесив вниз руки. С его телом все было в порядке, просто неумолимая сила, быстро подчинявшая себе волю и лепившая из внутреннего пластилина нового человека, требовала оказаться в одиночестве. Одному. Совсем одному. Идеально – посреди поля, раскинув руки крестом и глядя в небо, пока оно не потемнеет к ночи. Не проступит точками равнодушных звезд.

– На хера? – спросил полковник. – В медблок! Режим секретности, не забывайте.

Профессор приподнял бровь. Для его сухой и неэмоциональной натуры это было признаком сильного удивления, хотя человек попроще сейчас орал бы в голос:

– В клинику ФСБ, полковник, не валяйте дурака. В медблоке из-за вашей постоянной экономии всего одно место, а там Кнутов. Он без сознания, вряд ли стоит везти его через полгорода.

Полковник, оглянувшись на неизвестно зачем приведенных с собой бойцов, плюнул на почти стерильный пол зала:

– Куда хотите… Вы ж меня под трибунал, с-с-суки…

Он мешком повалился в ближайшее кресло и начал растирать грудь. Под грудиной и слева что-то жгло изнутри, распирало, слегка онемела левая рука, и было ему почему-то страшно. Очень страшно, что он умрет прямо сейчас, среди толпы этих уродов.

В спину словно воткнули раскаленную спицу, какими бабушка в детстве вязала маленькому Васильеву носки, и мерно проворачивали, норовя дотянуться до сердца.

Веденеев махнул рукой лаборантам: увозите Шамаева наверх. После нажал кнопку вызова врача из медблока. Кнутову пока хватит и медсестры, а вот если загнется начальник – худо будет всей лаборатории.

Шамаев прикрыл глаза и дождался, пока его вытащат из лифта на верхнем уровне. На посту царила паника: у одной стены тела убитых, на полу лужа крови – ее правда так много в человеке? – в которую едва не наступил лаборант.

– В клинику. Приказ Васильева, – лежа простонал Шамаев троим бойцам в бронежилетах и касках, настороженно взявших их на прицел. – Минивэн на месте?

Старший кивнул. Служилось здесь тихо и сытно до этого чертового дня, а теперь не знаешь, что и думать. Кого слушать. Этот, на носилках, один из начотделов вроде, руководство… Правда, сбежавший с собаками тоже из этих.

Дурдом. Ночной пожар на городской свалке. Портал в ад.

– Езжайте. На месте. Ключи на щите, – наконец решился он.

Минивэн лаборатории выехал из гаража, сопровождаемый визгом покрышек. Лаборант слишком нервно отнесся к состоянию Шамаева, что было последнему на руку, конечно, но так и разбиться недолго.

– Скажи ему, пусть не гонит. Нам только аварии не хватало! – слабым голосом попросил он второго парня в соседнем кресле.