– Обидно, что мы оба слегка туповаты.

– И не говори. Особенно ты. Просто трагедия. – Финн обернулся к Мэтту и подмигнул ему. – Страшная трагедия.

Они прошли еще немного, а потом Финн остановился и, поставив ноги поустойчивее, указал направо.

– Вот. Это будет наше ущелье. Что скажешь, Мэтти? В феврале? Бросим себе настоящий вызов.

– Говорят, что февраль – самый суровый месяц.

– Под словами «самый суровый» они имеют в виду «лучший».

– О да, – согласился Мэтт.

– Так ты согласен?

– Согласен, – подтвердил Мэтт.

Он взглянул на брата, чувствовавшего себя на этой тропе совершенно комфортно. Солнце отражалось от камней и бросало блики на воодушевленное лицо Финна. Мэтт был готов пойти с ним куда угодно. На отвесные склоны, в непролазные джунгли, в глубокие океаны… Мэтт будет в безопасности. Он будет любим. Финн о нем позаботится.

– Согласен целиком и полностью.

Финн издал радостный вопль и победно вскинул руки в воздух.

– Увидимся в феврале, ущельице! Мы к тебе придем! Мы с братом, слышишь меня? Мы с моим братом.

Он обернулся и подмигнул Мэтту.

#КартонныйФиннСпешитНаПомощь

Глава, предшествующая событиям «Любви между строк»

Мэтт Уоткинс Как поменять полярность в машине времени, знает кто-нибудь: вопрос небольшой?

– Прошу тебя, Селеста. Пожалуйста. – В голос Мэтта, помимо его воли, закралась мольба. Говорить с сестрой хоть каким-то подобием счастливого – или хотя бы нейтрального – тона стало совершенно невозможно. Теперь он обращался к ней только с отчаянными просьбами и ласковыми уговорами. Иногда в его голосе звучала печаль. Иногда злость.

Мэтт прислонился к стене коридора у входа в гостиную. На девочку, сидевшую напротив, было больно смотреть, поэтому он сосредоточился на тарелке, которую держал в руке. Он предпочитал глядеть на вонючий мясной сэндвич, только бы не переводить взгляд на сестру. Селеста сидела в углу дивана, прижав ноги к самой груди и обхватив их крепко сцепленными руками. Она не плакала уже несколько недель. На самом деле, она вообще мало что делала эти последние недели. Начались каникулы, поэтому Мэтту хотя бы не приходилось каждое утро пытаться привести ее в состояние, в котором она хоть как-то могла пойти в школу. Но теперь дни казались бесконечными. Их было нечем заполнить. В жизни у него все имело свои минусы. Вся его жизнь стала огромным минусом. Наверное, он даже скучал по слезам и крикам – хотя бы по каким-то реакциям, – потому что почти полное молчание Селесты было хуже. Видя отсутствующее, равнодушное выражение ее лица, он как будто умирал снова и снова. По крайней мере, в нем еще оставалось что-то, способное умереть. «Хоть какой-то плюс!» – горько думал Мэтт.

Он приказал себе собраться. Снова. Потом прошел по комнате и присел рядом с сестрой.

– Тебе нужно поесть. Я купил сэндвич в твоем любимом ресторанчике. В том, где царит антисанитария. – Мэтт опустил тарелку на кофейный столик.

Сколько он еще выдержит? С того дня, когда умер Финн, прошло пять месяцев. Пять месяцев и двенадцать дней. Эрин и Роджер сами с трудом оставались на плаву, поэтому особой помощи от них ждать не приходилось. Мэтт понимал, как трудно бывает рассмотреть чужую боль сквозь свою. Но, господи, он же это делал! Неужели они не могли хоть как-то ему помочь? Неужели ему не мог помочь хоть кто-нибудь? Видимо, нет.