Увы, дирекция не учла, что придворный комиссар Херольд, по-прежнему возглавлявший фабрику, тоже был недоволен новым кумиром знати и короля. Скульптуры Кендлера отодвинули роспись в тень, а новизна его идей ставила под сомнение творческое превосходство Херольда. Чтобы укрепить свое положение, художник решил всячески вредить скульптору.

Так началась схватка двух титанов фарфорового мира.

Часть третья

Фарфоровые войны

Глава 16

Последний путь

Несколько лет, король сильно хворал. Во время последнего Гродненского сейма у него началась гангрена, по каковой причине мсье де Пти, парижский хирург, вызванный к его величеству, отнял ему два пальца на ноге и посоветовал впредь строго соблюдать предписанный режим, иначе болезнь возобновится. Однако король, почувствовав себя лучше, пренебрег советом Пти и недолгое время спустя умер от гангрены, как врач и предсказывал.

Осенью 1732 года Август выехал из своего замка в сердце старого Дрездена, чтобы проинспектировать строительство Японского дворца. Королю было уже шестьдесят два. Вероятно, его несли в раззолоченном паланкине, обитом бархатом, ибо к тому времени излишества, которым он предавался всю жизнь, серьезно подорвали его здоровье.

Август утратил былую величавую статность, некогда мускулистое тело расплылось, ноги распухли от подагры и были покрыты нарывами, а из-за несчастного случая на охоте, происшедшего несколько лет назад, врач отнял ему два пальца. И тем не менее король по-прежнему привлекал взоры. Щеки, быть может, обвисли, но облик оставался величественным — по крайне мере таким увидела монарха, когда тот в 1728 году посетил Берлин, девятнадцатилетняя прусская принцесса Вильгельмина. Возможно, отзыв был бы не столь восторженным, знай она о тайных переговорах с целью выдать ее за престарелого распутника. Брат Вильгельмины Фридрих, наследник прусского трона, будущий Фридрих Великий, отметил не только «нависшие брови и маленький курносый нос», но и то, что король «учтив со всеми и отличается изысканностью манер», хотя и говорит «очень невнятно из-за отсутствия многих зубов». (Любопытно, не заказывал ли он вставные челюсти мейсенским умельцам — известно, что за такую работу они брались.)

Фридрих записал также, что в свои преклонные лета король «танцует и делает многое другое, как молодой». Страсть к женщинам, как и к прочим жизненным удовольствиям, Август сохранил до конца дней.

На коротком пути к Японскому дворцу он должен был миновать Цвингер — «Дрезденский Тюильри», барочный увеселительный павильон по соседству с замком, где устраивали парады и звериные бои, давали музыкальные представления и оперы для развлечения иностранных сановников и двора. Дальше путь короля лежал по большому каменному мосту, сто шестьдесят метров длиной и одиннадцать шириной, соединившему старый город с Ноймарктом на восточном берегу Эльбы. Эта часть города выгорела при пожаре в первые годы его правления, а теперь радовала чередой новых каменных фасадов: Август на десять лет освободил от налогов тех, кто решит тут строиться, и ввел единый для всех обязательный архитектурный стиль. Наверное, он с гордостью думал про себя, что за тридцативосьмилетнее правление сумел превратить Дрезден из средневекового городка в одну из прекраснейших столиц мира, притягательную для богатых и знатных путешественников. Даже прусский король признавал, что здешняя роскошь «не уступает двору Людовика XIV».

В Японском дворце Август осмотрел внутреннюю отделку и новые поступления с Мейсенского завода. И то, и другое пришлось ему по вкусу. Теперь, когда над заказом работал Кендлер, королевские замыслы наконец стали обретать плоть.

Из Мейсена по реке доставили фигуры для фарфорового зверинца, и король осмотрел их все. Он увлекался зоологией и держал настоящий зоопарк из живых зверей в близлежащем Егергофе (бывшем охотничьем домике).