– Пожалуйста, Тед. Хватит.

– Еще один раз.

– Но это просто неприлично. Ты ведешь себя словно одержимый.

– Я хочу вернуться в свой мир, – твердил Хилгард. Туда – обратно. Туда – обратно. Он тоже начинал чувствовать себя неловко. Может быть, она права: это просто безумие, завладевшее его душой. Никаких ворот на самом деле нет.

И в конце концов не может же он ходить вот так весь вечер под взглядами этих устрашающих каменных изваяний.

– Еще один раз, – сказал Хилгард, и снова ничего не произошло. – Ничего не получается. Может быть, этот фокус срабатывает, только когда двойник проходит через ту же точку пространства в то же самое время. А организовать такое заранее просто невозможно. Если бы я мог хотя бы отправить ему сообщение, чтобы он был здесь, скажем, завтра ровно в девять… Привязать записку к камню и закинуть ее в эти ворота…

– Пойдем, – попросила Силия.

– Ладно. Пойдем.

Побежденный и подавленный, Хилгард безвольно проследовал за ней через прокаленную солнцем площадь перед храмом к ждущему такси. В Мехико они вернулись, когда на дорогах царило безумие вечернего часа пик. Ехали почти весь путь молча. В номере отеля вместо двуспальной кровати стояли две односпальные. И слава богу, подумал Хилгард. Ему казалось, что между ним и этой женщиной, считавшей себя его женой, протянулась бездна космической пустоты.

Они пообедали в одном из ресторанов Зона-Росы и рано легли спать, а утром встали с первыми лучами солнца и отправились в аэропорт.

– Может быть, когда ты окажешься дома, – сказала Силия, – какая-то часть памяти к тебе вернется.

– Может быть, – ответил он.

Квартира на 85-й Ист-стрит ничего не изменила. Симпатичная, красиво обставленная квартира на тридцатом этаже, и стоила она, должно быть, целое состояние, но это была чья-то чужая квартира с чужими книгами, одеждой и ценностями. Среди книг оказалось много таких, что стояли и у него, одежда подходила ему как нельзя лучше, а картины и кое-какие предметы искусства примитивных народов вполне соответствовали его вкусу. Хилгарду казалось, что он дома у брата-близнеца. Но по мере того как он переходил из комнаты в комнату, его все сильнее охватывало паническое чувство беспомощности. Где его картотека? Где коробка, в которой он держал сохранившиеся с детства памятные вещи? Где его первые издания? Где коллекция перуанской керамики?

Или все это плод фантазии? Призрачные воспоминания о несуществующей жизни?

Его словно отрезало от всего, что он считал реальным, и это приводило Хилгарда в крайнее смятение. В Манхэттенской телефонной книге не значился Теодор Хилгард с Третьей авеню, и точно так же отсутствовала «Галерея Хилгарда». Вселенная просто поглотила их без следа.

– Я позвонила Джудит, – сообщила Силия, – рассказала ей кое-что о случившемся. Завтра с утра она хочет тебя видеть.

Он неоднократно бывал в кабинете Джудит в Рокфеллеровском университете, поскольку выставочный зал отделяло от ее места работы всего несколько кварталов. Но это была другая Джудит, и работала она в Нью-Йоркском медицинском, неподалеку от Испанского Гарлема. Хилгард дошел до Пятой авеню и сел на автобус, задавая себе бесчисленное множество вопросов. Может, в этом мире полагается платить за проезд какими-нибудь жетонами? Остался ли музей «Метрополитен» на прежнем месте? Какой он увидит Джудит?… С оплатой за проезд он справился без проблем. Серая приземистая громада музея все еще стояла сбоку от Центрального парка. Верхняя часть Пятой авеню тоже выглядела в общем-то неизменной. И все примечательные здания, что были видны из автобуса. Джудит также не изменилась: по-прежнему элегантная, красивая, излучающая духовное тепло.