«Что делать? Приспосабливаться, черт побери! — ответила Пия. — Небось вообразила, что ты режиссер этой мыльной оперы. А теперь винишь себя в том, что из-за твоей ошибки они не хотят следовать сценарию. И собираешься носить им блюда с едой на кончике носа или накачивать себя героином, чтобы они заметили рядом с собой хоть что-то еще, кроме самих себя, и нашли бы повод поговорить о нем.

Их не поймешь, но ведь в церковных книгах черным по белому написано, что они старше, и если ты до их возраста не доживешь, то это твои проблемы. Почему ты решила во что бы то ни стало притащить Инго обратно? Может, ему лучше остаться прекрасным воспоминанием?»

— А как же Фунтик? — возмутилась я. — Хочу избавить его от субботних обедов в «Макдоналдсе», где он будет встречаться со своим папочкой. А если Инго заберет Фунтика с собой, я этого не переживу. Я превращусь в эдакую домашнюю дочку-клушу, которая развлекает свою мамочку до победного конца, хочет она того или нет.

— Тогда выселите Инго в мастерскую, пусть платит за нее арендную плату, и скажите, что с этого дня он будет сам добывать себе пропитание, пусть ловит маленьких диких птичек, — предложила Пия. — Твоя мама ведь из-за этого переживает, ей надоело тянуть лямку! Пусть он поймет!

— Понимаешь, у мамы для такого не хватит характера, — ответила я. — Она будет тайком бегать к нему по ночам с бутылкой вина и сосисками, потом оттуда послышатся хихиканье, вздохи и скрип раскладушки. Иногда я слышу, как они копошатся в спальне, тогда я выхожу и громко топаю туда-сюда возле их двери, просто из вредности.

— Тут я тебе и правда ничем помочь не могу, — ответила Пия. — В этом вопросе я просто невинный ребенок. Моя мама никогда не скрипела ни на какой раскладушке, во всяком случае, вместе с папой. В последние годы, пока они жили вместе, она вся аж зеленела, если он хоть пальцем до нее дотрагивался. Когда брат от нас уехал, она сразу же заняла его комнату и сделала новый ключ. Иногда по ночам я слышала, как отец стоит у нее под дверью и заискивающим шепотом просит впустить его, хотя было ясно, что он в бешенстве. Но она скорее сыграла бы в гольф, чем пустила его. Во всяком случае паттером. Не знаю, что бы она сделала, если бы он схватил ее и прижал вудом.

— Каким еще вудом и что за паттер? — спросила я.

— Вуд — это такая большая тяжелая деревянная клюшка для гольфа. Обычно он стучал ею в дверь. А паттер — легкая.

Было ясно, что Пия очень из-за этого переживает, хотя и пыталась шутить. Она сглатывала, прямо как Фунтик. Мы так ни до чего и не договорились.

Я вернулась домой. Сияющий Фунтик сидел на кухонном диванчике и читал комиксы про Дональда Дака, приканчивая пакетик с шоколадными конфетами «Дайм». Дверь в спальню была закрыта, оттуда доносилось хихиканье.

На этот раз все позади — по крайней мере, для меня и моей семьи.

Мне никогда не приходило в голову расспрашивать Пию о проблемах в ее семье. В любой момент я могла услышать, как она тихонько сглатывает. Почему я ничего для тебя не сделала, Пия? Так мне и надо, что ты от меня ушла. Я все понимаю. Во всяком случае, иногда.

МАРТ

Чтоб тебе провалиться!

Думаю, с Пией что-то случилось примерно в то время, когда я погрязла в наших домашних разборках. Это было в начале марта, как раз во время каникул, я тогда впервые увидела Каменное лицо.

Это произошло после той самой истории с Хенриком.

Мы сидели у себя в классе и хвастались друг перед другом, кто что делал в каникулы. И вдруг Бетте заголосила:

— Вы только посмотрите на Хенрика! Куда это он так вытаращился? Это нечто!

Она ткнула в его сторону своим огромным, словно лопата, ногтем, выкрашенным в ярко-оранжевый цвет.