И ледоруб из дешевого сплава. Тюк — и нет того ледоруба. А потом и тебя самого.
— Мрачная картина вырисовывается, — оценил Андрей. — Почему бы вам не бросить это дело и не податься в город?
— «Но спускаемся мы с покоренных вершин, — пропел Николай, — оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце…» Я, парни, так и сделаю. Ухожу.
— Ты что? — опешил Борис. — Рехнулся? Как же ты без…
Не договорив, он кивнул на сияющие пики за темными зубцами.
— У меня дочка родилась, ребята. Эльвира… Эльвира Николаевна, значит. От Светки-Лавины, помнишь, Боря, у меня с ней было? — Он повернулся к другу. — Они сейчас под Темногорском живут, рядом с тобой, кстати. — Николай посмотрел на Андрея. — Вот свожу тебя на Эльбрус и махну к ним. Так что это мое последнее восхождение.
— Как же так, — пробормотал Борис. — Почему раньше не сказал?
— А это что-нибудь изменило бы? Раньше, позже… Суть от этого не меняется. Решение принято, назад ходу нет. Меня ждут, Боря. Хоть кто-то ждет в этой жизни.
Больше к этой теме не возвращались, хотя было заметно, что она не дает покоя Борису. Он перестал балагурить и петь, замкнулся в себе и по большей части отмалчивался. Однако, когда подошли к подножью Эльбруса, приподнятое настроение вновь овладело им.
— Каждый раз, как первый, — произнес он, мечтательно улыбаясь. — Не то что с бабой, которую знаешь вдоль и поперек…
Это был камешек в огород Николая, который возразил:
— Женщину никогда до конца не узнаешь. Чудо природы. Если любишь. Было у меня со всякими по палаткам да за камнями, но Светка — она особенная. И дочка, опять же. Дело решенное.
— Да никто тебя не отговаривает, чудак-человек, — пожал плечами Борис. — Решил, ну и поезжай. Лично я здесь останусь. До самой смерти.
Он имел в виду, что надолго, а в душе Андрея что-то неприятно шевельнулось. Никто не знает, когда его смерть придет. И отмерять по ней свою жизнь глупо и опасно. Хотел Андрей поделиться этой мыслью с другом, но не решился, а потом и вовсе не до разговоров стало.
Когда он глядел на Эльбрус издали, ему казалось, что склоны Эльбруса совершенно пологи и взобраться туда будет не так уж сложно. Он ведь, как уже отмечалось, был новичком и понятия не имел о резких перепадах температуры, горной болезни, непроглядных туманах и внезапных порывах ветра, способных перевернуть трактор.
В креслице по канатной дороге до станции «Гарбаши» его не повезли, велели топать пешком, приноравливаясь к подъему.
— Мы не ищем легких путей, — сказал Николай. — Вперед и вверх!
Ну, попыхтели и поднялись почти на четыре километра. Приют представлял собой скопище огромных железнодорожных цистерн, в которых, надо полагать, перевозили мазут или какие-то другие нефтепродукты. Огромные бочки эти выкрасили красной краской, в торцах проделали отверстия для окон и дверей, внутри оборудовали спальные места, подвели электричество. Живи — не хочу. Правда, по причине снегопада в каждую бочку набилась уйма народу, и дышать стало нечем. Не диогены тут ночевали, ничего не попишешь.
— Воняет, как в бомжатнике, — пожаловался Андрей шепотом.
— Терпи, — посоветовал Борис. — Завтра будет свежего воздуха хоть отбавляй.
Андрей терпеть не стал, прихватил спальный мешок и незаметно выскользнул из бочки. Снаружи мело, но ему удалось найти сугроб, за которым почти не дуло. Спальник у него был арктический, выдерживал до минус тридцати. Нырнув внутрь, он мечтательно улыбнулся.
Ночь была потрясающая. |