Поставив последнюю подпись на двенадцатом листе брачного договора, а он за эти пару месяцев разросся до двенадцати листов, я протянул одну копию Шетарди, а вторую, заверенную по всем правилам передал Митьке. Ну вот и все. Осталось дождаться следующего лета, чтобы получить свой законный приз.

– Беринг где? – бросил я Митьке, непривычно выглядевшему в камзоле и забранными в хвост патлами.

– К двум пополудни прибудет, – отрапортовал мне новый секретарь. – Миних устраивает ассамблею в честь прибытия принца Фридриха в Российскую империю. И…

– Что? – я встал и подошел к окну, заложив руки за спину.

– Тут намедни Кнобельсдорф с Растрелли столкнулись. Пока что мирно, но на повышенных тонах обсуждая, какой именно высокий шпиль подойдет активно перестраивающейся и роющейся вглубь Москве. Но, возможны инциденты в виде мордобития и даже дуэли. И ожидаться сие может как раз на энтой ассамблее.

– Да что ты говоришь, – я улыбнулся. – Что никак не могут найти общее решение? А не задать ли им задачку вместе отреставрировать Кремль? А то что я все по чужим дворцам мотаюсь?

– Лефортово не чужой дворец, а конфискованный в пользу казны, а значит официальная резиденция государя императора, – поджав губы, сообщил мне Митька, который берег честь короны почище меня самого.

– Уговорил, чертяка, – я хмыкнул. – Значит, Лефортово – мой дом. Но хотелось бы еще и Кремль в приличном виде получить.

– Неплоха задачка, вот только дело ли практически на святыне дать двум соперникам резвиться?

– В том-то и дело, Митька, что только так мы можем получить что-то совершенно неповторимое и уникальное. Не дешевую копию Версаля или готических замков Пруссии, а что-то свое, самобытное. Вот что, заяви меня на эту ассамблею. Что-то давненько я Фридриха не видел, пора бы поговорить о том, как ему здесь нравится. А то, он может уже домой рвется, а я и не в курсе.

В этот момент в окно что-то стукнуло. Я аж отпрянул от изумления, а когда пригляделся, то увидел сидящую на карнизе голубку. Открыв окно, я очень осторожно протянул руку к белоснежной красавице. Голубка была совсем ручная и молоденькая, сюда села, скорее всего, потому что голубятню свою не нашла. К лапке был привязан небольшой футляр.

– Вот как, интересно, – подцепив крышку футляра я вытащил плотно свернутую в рулон тончайшую бумагу. – И кому ты несла письмо? – я ссадил голубку на подоконник и развернул рулон. Письмо было отправлено из Нижнего Новгорода и адресовалось мне. Петька докладывал о своих успехах таким вот нехитрым способом. – М-да, – я посмотрел на голубку, которая в это время вспорхнула с подоконника и полетела куда-то в сторону Кремля, где, собственно и располагалась голубятня. – Это конечно быстро, но очень ненадежно. А если бы это было не мое окно, а, скажем, окно иноземного посольства? А это что означает? А, Митька? Что это означает?

– Слишком мудрено говоришь, государь Петр Алексеевич, – Митька перебирал какие-то бумаги, вытаскивая то одну, ставя в ней отметку, беря затем другую. Я даже не пытался выяснять, что такое он делает. Мне лишняя информация не нужна, своей хватает, чтобы потихоньку с ума начать сходить. – Не знамо мне, что имеешь в виду.

– Нужен шифр, вот о чем я говорю, – свернув письмо, написанное на тончайшей рисовой бумаге, которую цинцы привезли в качестве презентов, я сунул его в карман и прошел к столу. – Так, отпиши графу Шереметьеву, что никаких по-настоящему важных дел с голубями не передавать, пока не утвердим шифр, достаточно надежный, чтобы, даже попади послание в чужие руки, сведения остались неузнанными.