Рыбаки вернулись с позорным уловом — три рыбешки меньше моей ладони. Вдобавок гости обгорели, причем не по-родственному, а в разных местах. У Родиона Сергеевича распухли и покраснели уши, а у Славика нос превратился в панцирь вареного лобстера.

 Отца я деморализовала после сытного и вкусного обеда. Родион Сергеевич развалился в тенечке на шезлонге. Пузо поудобнее расположил и пыхтит, подремывая. Подхожу и на чистом глазу, проникновенно, насколько хватает актерского мастерства, заявляю:

 — Я вас очень! Очень-очень уважаю!

 Можно подумать, ему каждый день симпатичные девушки подобные вещи говорят! Зевнул протяжно:

 — Спасибо, детка!

 Не врубается, окорок. Набираю в легкие воздуха и быстро, как бы волнуясь, говорю:

 — Когда Лиза случайно по пальцу ножом стукнула, вы склонились и поцеловали ее ранку. Как это мужественно! Как благородно! Вы же знаете, наверное, что у нее СПИД, вернее, ВИЧ-инфекция, которая передается через кровь и сперму. Я вас очень! Очень-очень уважаю!

 Дошло. Без талька побелел, включая лысину, только красные уши как ручки у кастрюли торчат. Я развернулась и потрусила прочь. На очереди сын.

 Живодер. Сидит за домом, ловит жучков и отрывает им лапки. В другой ситуации я бы сама ему кое-что оторвала, но не сегодня.

 — Как тебе Лиза? — присаживаюсь рядом.

 — Никак.

 — Правда, она добрая и красивая?

 — Нормальная.

 Понятно, лишнее слово из него не вытащишь, словарный запас неандертальца. Или кроманьонца? Не помню, кто из них вторую сигнальную освоил. Точно — не Славик. У него в голове две извилины и несколько оттренированных умений, вроде плевков.

 — Слабо, — спрашиваю, — тебе до яблони доплюнуть?

 Оживился, напрягся, доплюнул. Он потом еще у меня минут пять «стрелял» по указанным мишеням. Это называется установить эмоциональный контакт. У меня даже с папиными подопытными кроликами получается. Иной раз они лапы отбросить собираются, а я приду, поиграю с ними, — оживают и к морковке тянутся. А папа еще говорит, что нам с бабулей одна скромность на двоих досталась, то есть очень мало. Но это я отвлеклась. Я о Лизе с пацаном поговорить хотела.

 — Она очень хорошая, — рассказываю, — хоть и с отклонениями.

 — Шиза? — поражается он.

 — Нет, только заскок. У нее в детстве два брата-близнеца были. Гриша и Федя. Утонули в ванной по ее недосмотру. И теперь Лизка вбила себе в голову, что они в котов превратились и по ночам к ней в дом приходят. Я тебя как человека прошу: станет она уговаривать форточки не закрывать, ты не сопротивляйся. Ладно?

 — А я чё? Мне по фигу.

 — Значит, договорились.

 К вечеру ответную телеграмму от моих родителей принесли. Их на туфте не проведешь. Пять лаконичных слов: «Пусть рожает целуем мама папа».

 — Кто собирается рожать? — не понял Родион Сергеевич.

 — Э-э-э, мэ-мэ-мэ, — заблеяла Лиза и беспомощно на меня уставилась.

 — Если из вас никто рожать не собирается, — прихожу на выручку, — то мучиться буду я.

 Честно говоря, мне немножко стыдно. Поэтому я за Пушкиным прячусь:

  Родила царица в ночь

  Не то сына, не то дочь;

  Не мышонка, не лягушку,

  А неведому зверушку.

 Родион Сергеевич и Славик на меня с уважением посмотрели. За беременность или знание классики? А попробуйте ее не знать, когда бабушка специалист по басням в русской литературе девятнадцатого века.