Она честно попыталась перестать; усилия ее разрешились нелепым вырвавшимся из горла звуком. Она рухнула на кровать и спрятала от меня лицо.

До этого места в нашей ссоре Ванейкер несколько раз предостерегающе кашлял, но тут я услышал его шаги в прихожей, направляющиеся к ванной, и сразу, как я и ждал, через открытую дверь этот звук, этот плеск, журчанье, усилившееся, когда он нацелился своей струей на глубокое место. Я скидываю шлепанцы и крадусь к его силуэту. Заслышав меня, он оглядывается, но моя нога уже втиснута в дверь. Он не позаботился включить свет, но я прекрасно вижу и при голой коридорной луковке. Ужас застилает пьяные слезящиеся глаза, он кидается на меня, но я прочно угнездился на пороге.

— Ага, попался! — ору я. — Сволочь старая, алкоголик! Нет, это слишком! Внизу женщина умирает, а он тут пьяный, как свинья, стучит, грохает, безобразничает.

— Джозеф, — задушенным голосом позвала меня Айва. Она выскочила в прихожую. — Джозеф!

— Нет уж, пора все ему выложить. Я сыт по горло. Хватит! Вы что думали? Так вам все и сойдет? Стучать среди ночи, сопеть, хрипеть, заставлять нас слушать, как ты нужду свою справляешь, воронье пугало! Неужели нельзя научиться дверь закрывать, когда входишь в туалет? Еще как плотно заперся, когда всех нас чуть не спалил!

— Мистер! — раздается с лестницы вопль миссис Бартлетт.

Хлопнула дверь. Айва ушла в комнату, и аналогичный звук мне подсказывает, что то ли миссис Фесман, то ли мисс Линг тоже выскочили на шум и поскорей ретировались.

— И вдобавок вы воруете, — несет меня.

— Ворую? — еле слышный голос.

— Да-да, воруете. А потом идете исповедоваться у святого Фомы-Апостола, стоите в моих носках и воняете духами моей жены. Честное слово, вот пойду и все там расскажу. А-а, ну что, нравится?

Он смотрит на меня тупо, и тень от его головы длинной кляксой падает в оловянное мерцание зеркала на аптечке. Потом он делает шажок вперед, обнадеженный тем, что за мной, в халате, уже стоит капитан.

— Что же это творится? — произносит капитан строго. Рядом вырастает миссис Бриге. — Приведите себя в порядок, — приказывает он Ванейкеру, и тот юркает за дверь.

— Пусть он съезжает, или мы с женой… Мы не обязаны это терпеть, — говорю я.

— Ладно, — говорит капитан. — Покричали, и будет. Подняли крик на весь дом.

— Это безобразие, — шипит его жена. — Когда внизу лежит моя мать.

— Извините меня, миссис Бриге. — Я понизил голос. — Но я долго терпел. Согласен, я погорячился.

— Да уж.

— Минуточку, Милл, — вклинивается капитан. И — мне: — Мы не можем тут допускать такое поведение…

— А его поведение — это как? Он вытворяет что хочет, а если я протестую — я же и виноват. Вы бы лучше его спросили, почему он прячется?

— В случае, если у вас имеются жалобы, вам следует обращаться ко мне или к супруге, а не скандалить. Тут не кабак…

— Я терплю его непотребства. Это мне плевать. Но такое неуважение к людям… — непоследовательно лепечу я.

— Какое безобразие, стыдоба какая, — причитает миссис Бриге.

— Мы не допустим, — говорит капитан. — Не допустим. Это злостное хулиганство!

— Говард, — увещевает миссис Бриге.

— Сами вы кричите, капитан, — говорю я.

— А вы меня не учите, как мне разговаривать, — рявкает капитан.