|
Видел их и по одному, видел и тогда, когда лежали они, да в том же Афгане, целыми штабелями, готовясь к отправке домой в цинковых ящиках. Много насмотрелся он за свою не такую уж и долгую жизнь.
Но Сашка никогда не оказывался в царстве мертвых вот так, один на один с ними, в полумраке замкнутого тесного пространства. И ни луча солнца, ни живого человеческого голоса… Трупы для наших больниц — настоящее бедствие. Это только кажется, что люди умирают редко. К сожалению, все происходит как раз наоборот. Умирают больные. Замерзают бомжи. Тихо отходят в лучший мир беспризорные одинокие старички. Загибаются в пьяном угаре пропащие алкоголики… Хотите узнать, сколько вокруг одиноких людей — сходите в морг. Это они, «невостребованные», на языке врачей, лежат в затхлом, пропахшем смертью мраке, дожидаясь погребения и приводя в ужас врачей и администрацию больниц. Ну привез же кто-то старика на лечение! Был же какой-то то ли сын, то ли племянник! Но вот старик умер — и никому становится не нужен. Пока милиция будет искать родственников, пока родственники письменно подтвердят отказ от погребения тела, пока прокуратура все официально оформит — проходят не недели. Месяцы! Старик, или бомж, или убитый в пьяной драке «неустановленный» алкоголик все же будут в конце концов всунуты в грубый ящик из нетесанных досок и похоронены на окраине городского кладбища, вместо надгробия получив колышек с номером могилы. Но до этого дня они будут лежать здесь. Будут разлагаться, не умещаясь в забитый до отказа холодильник, будут пухнуть и распространять ужасное зловоние, будут истекать трупной жидкостью, заливая бетонный пол, — и никто и никак не сможет им помочь… Банда шел по этому ужасному коридору и будто слышал, как звенят напряженно его собственные нервы — его стальные тренированные нервы. Вот наконец и лестница в подвал. Сашка опустился вниз и, как и рассказывал ему сторож, увидел яркое пятно света в прозекторской. Полный рыжий мужик с совершенно красной физиономией в ярких лучах операционной лампы ковырялся скальпелем и пинцетом в утробе свеженького покойника, насвистывая при этом какой-то веселенький мотивчик. — Здравствуйте. Вы — Василий Петрович? От неожиданности мужик выронил пинцет из рук и резко обернулся на звук голоса. — Я, — прогудел он басом. — Кто вы такой и что здесь, черт подери, делаете? — Я санитар вашей больницы… — Чего надо? — он внимательно рассматривал Банду. — Ходят тут всякие… Банда сохранял спокойствие, стараясь лишний раз не заводиться, но был весьма удивлен неожиданно агрессивным и бесцеремонным тоном этого врача: — Так это вы — Василий Петрович, патологоанатом? — Я же сказал — я. Что надо? — Вы заведуете всем этим хозяйством? — Банда обвел взглядом стены вокруг. — Чего ты хочешь? — Мне нужна ваша помощь. — В чем? — Сегодня ночью вам в морг поступал труп? — А что я, по-твоему, сейчас делаю? — красномордый прозектор кивнул на разрезанного «пациента». — Вот он, красавчик, как живой… — Нет, я имею в виду… — А ты что, родственник ему или друг? Так не волнуйся — констатирую причину смерти и зашью, как положено. Если в ожил, он бы даже бегать смог, ха-ха! Слышь, санитар, а ты случайно не выпить хочешь? Только сейчас Банда понял, чем отчасти объяснялся такой выдающийся румянец на жирных щеках Василия Петровича — прозектор был здорово пьян. Впрочем, осуждать за это человека у Банды не повернулся бы язык — работенка у патологоанатома, как ни крути, не из веселеньких. |
