На нём были бриджи, сильно похожие на те, что носил Любисток, а к губе навечно приклеилась сигарета — она дымила, но не сгорала. Но самым странным в его внешности были кисти рук — размером с ладони взрослого мужчины, огромные, узловатые, а когда он стискивал кулаки, то казалось, будто на них надеты боксёрские перчатки.
— По-моему, они Зелёныши, Джонни-О, — сказал один из пацанов с прикольной метёлкой малиново-красных волос на голове, делавшей его похожим на смешную тряпичную куклу Энди. — Им же максимум неделя от роду, а может, и меньше.
— Сам вижу, — отрезал Джонни-О. — Я что, по-твоему, дурак — Зелёнку не узнаю?
— Мы Послесветы! — выкрикнул Ник. — Такие же, как вы, так что оставьте нас в покое!
Джонни-О заржал:
— Конечно, Послесветы, вот придурок! Мы имеем в виду, что вы новенькие. Зелёныши. Усёк?
— Но у них всё равно может найтись что-нибудь интересненькое, — сказал Энди. — У Зелёнок всегда можно обнаружить что-то такое-эдакое…
— Добро пожаловать в Междумир, — сказал Джонни-О голосом, от которого хотелось не добропожаловать, а убежать куда подальше. — Здесь моя территория, и вам придётся заплатить за проход.
Алли угостила пацана, пытавшегося справиться с ней, кулаком в физиономию.
— Вы что, всегда так встречаете гостей? — осведомилась она.
Джонни-О причмокнул сигаретой.
— А что? Среди гостей знаешь, какие гады попадаются!
Ник стряхнул с себя двоих мальчишек.
— Нам нечем тебе заплатить, — заявил он.
— Точно. Так что придётся вам нас убить, — сказала Алли и ехидно добавила: — Ой, прошу прощения. Кажется, это у вас не получится.
— Выверните-ка ихние карманы! — скомандовал Джонни-О. Его приспешники мгновенно залезли Нику и Алли в брючные карманы и вывернули их наизнанку. По большей части оттуда высыпался всякий мелкий мусор, но у Ника нашлось кое-что, о чём он запамятовал: та самая старая монетка, должно быть, никель — разобрать было трудно, такая она была стёртая; крутые пацаны ею не заинтересовались и швырнули обратно владельцу. Тот поймал никель и опустил в карман.
Зато другой предмет привлёк их внимание.
— Ты только глянь! — сказал странноватого вида мальчишка с тёмно-фиолетовыми губами — как будто он умер, когда сосал черносмородинный джобрейкер. Он крутил в пальцах маленький твёрдый предмет, выпавший из кармана Ника. Ник сразу узнал его: это была жевательная резинка, уже пожёванная и вновь завёрнутая в её родную бумажку. Мама всегда жаловалась, что Ник вечно оставляет жвачку в карманах, и во время стирки она размазывается по всей одежде.
Фиолетовогубый держал твёрдый, холодный комок и вопросительно смотрел на предводителя.
— А ну дай сюда, — командирским голосом, не вяжущимся с его малым ростом потребовал Джонни-О и протянул к жвачке свою огромную, мясистую лапу.
Фиолетовогубый, однако, медлил.
— Может, разрежем её на кусочки? — предложил он.
— Кому сказал — дай сюда! — Джонни-О настойчиво держал горсть перед своим подельником.
Такой лапище ты не скажешь «нет». Фиолетовогубый осторожно вложил в неё маленький круглый комок.
— В следующий раз, когда мне придётся просить два раза, — изрёк Джонни-О, — ты отправишься прямым ходом вниз, понял?
Кадык Фиолетовогубого судорожно задёргался — как будто у него в глотке перекатывался грецкий орех. Или недососанный джобрейкер?
И тут Алли и Ник не поверили собственным глазам: Джонни-О содрал прилипшую бумажку и бросил жвачку себе в рот. |