В день, когда башни перешли в вечность, пятьдесят восьмой этаж никто не снимал, и поэтому здесь не было ни стен, ни ширм, разделяющих пространство на отсеки; так что если не считать лифта, ничто не нарушало пустоту обширного помещения.

Кроме Ника. Он нашёл Мэри и здесь.

— Один из малышей сказал, что ты, возможно, пошла сюда.

Она удивилась — оказывается, все знали, куда она направилась! Но опять же — зная, уважали её потребность побыть наедине с собой и не беспокоили.

Ник шёл к ней. Она отчётливо различала его мягкое свечение — хотя окна были расположены по всему периметру стен и в них проникал яркий дневной свет, но помещение было так велико, что большая его часть постоянно находилась в тени. Нику явно было не по себе в столь огромном открытом пространстве.

— Тебе не страшно здесь? — спросил он. — Тут так пусто…

— Ты видишь пустоту. Я вижу возможности.

— Думаешь, тебе когда-нибудь понадобятся все эти этажи?

— Там, за этими стенами — множество Послесветов, и с каждым днём их становится всё больше. Возможно, на то, чтобы заполнить все эти помещения уйдёт целое тысячелетие, но приятно сознавать, что у нас достаточно места на всех.

Мэри уставилась в окно, на тусклый живой мир, надеясь, что Ник уйдёт, желая, чтобы он остался, и проклиная себя за то, что не в силах держаться от него подальше.

— Что-то не так?

Мэри сначала хотела уклониться от ответа, но, подумав, решила, что не стоит.

— Алли уходит, не так ли?

— Это не значит, что и я уйду.

— Она опасна. Прежде всего для себя самой, но не только. Для тебя тоже.

Но Ника её предупреждение ничуть не обеспокоило.

— Она всего лишь хочет отправиться домой и узнать, выжил ли в аварии её отец. Что в этом такого опасного?

— Уж кто-кто, а я знаю, что значит «отправиться домой», — проговорила Мэри. Одно лишь упоминание об этом печальном опыте так живо возродило неприятные воспоминания, что ей стало больно.

Должно быть, Ник догадался о её состоянии.

— Если тебе не хочется говорить об этом, то не надо.

И именно потому, что он не настаивал, Мэри неожиданно рассказала ему всё — честно и без утайки, словно на исповеди. Эти воспоминания она отчаянно пыталась вычеркнуть из своего сознания, но, как пятна шоколада на лице Ника, чем сильнее она старалась забыть, тем ярче они становились.

— Я умерла в среду. Но я умерла не одна. Как и у тебя, у меня был компаньон.

— Вообще-то, — возразил Ник, — мы с Алли не были компаньонами. До аварии мы понятия друг о друге не имели.

— Я тоже погибла в катастрофе, но мой компаньон не был мне чужим человеком. Это был мой брат.

Несчастье произошло исключительно по нашей собственной вине.

Мы с Майки возвращались из школы. Стояла весна, и день был прохладный, но солнечный. Холмы уже начали одеваться в зелень. Я до сих пор помню аромат полевых цветов — это единственный запах из живого мира, который я не могу забыть. Не правда ли, это странно?

— Так это случилось в поле? — спросил Ник.