А сказать, что она была зато наделена всеми возможными добродетелями, значило бы уклониться от истины. Некрасивость, точно так же как красота, несет с собой свои соблазны и пороки. Ей часто сопутствует притворная кротость или же непритворное озлобление во всем его безобразии. Ведь когда тебя сравнивают с красавицей подругой и называют дурнушкой, этот эпитет, несмотря на всю его справедливость и точность, вызывает далеко не самые лучшие чувства. Во всяком случае, к двадцати двум годам Мэри еще не приобрела того безупречного здравого смысла и тех превосходных принципов, какими рекомендуется обзаводиться девушкам, не столь щедро взысканным судьбой, словно эти качества можно получить по желанию в надлежащей пропорции с примесью покорности судьбе. Живой ум сочетался в ней с насмешливой горечью, которая постоянно обновлялась и никогда полностью не исчезала, хотя иногда и смягчалась благодарностью к тем, кто не учил ее быть довольной своим жребием, а просто старался сделать ей что-нибудь приятное. Приближение поры женского расцвета сгладило ее некрасивость, в которой, впрочем, не было ничего отталкивающего или болезненного, - вовсе времена и на всех широтах у матерей человеческих под головным убором, иногда изящным, а иногда и нет можно было увидеть такие лица. Рембрандт с удовольствием написал бы ее, и эти крупные черты дышали бы на полотне умом и искренностью. Потому что искренность, правдивость и справедливость были главными душевными свойствами Мэри - она не старалась создавать иллюзий и не питала их на свой счет, а в хорошем настроении умела даже посмеяться над собой. Так и теперь, увидев свое отражение в зеркале возле отражения Розамонды, она сказала со смехом:
- Какая я рядом с тобой чернушка, Рози! Должна признаться, ты мне очень не к лицу.
- Ах, нет! О твоей внешности никто вовсе не думает, Мэри. Ты всегда так благоразумна и обязательна. Да и какое значение имеет красота! воскликнула Розамонда, обернувшись к Мэри, и тотчас скосила глаза на свою шейку, открывшуюся теперь ее взгляду.
- То есть моя красота, хочешь ты сказать, - ответила Мэри иронически.
"Бедная Мэри! - подумала Розамонда. - Как ни старайся говорить ей приятное, она все равно обижается".
А вслух она спросила:
- Что ты поделывала последнее время?
- Я? Приглядывала за хозяйством, наливала мягчительный сироп, притворялась заботливой и довольной, а кроме того, продолжала учиться скверно думать о всех и каждом.
- Да, тебе здесь живется тяжело.
- Нет, - резко сказала Мэри, вскинув голову. - По-моему, мне живется куда легче, чем вашей мисс Морган.
- Да, но мисс Морган такая неинтересная и немолодая.
- Наверное, самой себе она интересна, и я не так уж уверена, что возраст приносит облегчение от забот.
- Пожалуй, - сказала Розамонда задумчиво. - Даже непонятно, чем существуют люди, когда у них нет ничего впереди. Ну, конечно, всегда можно найти опору в религии. Впрочем, - и на ее щеках появились ямочки, - тебя, Мэри, такая судьба вряд ли ждет. Тебе ведь могут сделать предложение.
- А ты от кого-нибудь слышала о подобном намерении?
- Ну что ты! Но джентльмен, который видит тебя чуть ли не каждый день, наверное, может в тебя влюбиться.
Мэри слегка переменилась в лице - главным образом из-за твердой решимости в лице не меняться.
- А от этого всегда влюбляются? - спросила она небрежно. - По-моему, это лучший способ невзлюбить друг друга.
- Нет, если это интересные и приятные люди. А я слышала, что мистер Лидгейт как раз такой человек.
- Ах, мистер Лидгейт! - произнесла Мэри с полным равнодушием. - Тебе что-то хочется про него разузнать, - добавила она, не собираясь отвечать обиняками на обиняки Розамонды.
- Только нравится ли он тебе.
- Об этом и речи нет. Чтобы мне понравиться, надо быть хоть немного любезным. Я не слишком великодушна и не питаю особой симпатии к людям, которые говорят со мной так, словно не видят меня. |