Слишком многое зависит от общественного мнения, установок власти, состояния государства. Например, за последние два столетия в сознании российской публики складывались два несовместимых, полярных, предельно контрастных взгляда на эти вопросы.

В царское время официальная пропаганда клеймила революционеров как смутьянов, насильников, врагов России, агентов западных держав, анархистов-антихристов, обуянных бесовской гордыней и страстью к разрушению. Однако в среде интеллигенции, деятелей культуры возникло и со временем приобрело немалую популярность иное мнение: это — бесстрашные борцы за правое дело, за справедливость, свободу, равенство и братство, за освобождение русского народа от гнета самодержавия, мироедов, эксплуататоров.

После установления власти большевиков отношение к революционерам изменилось на прямо противоположное. Официальная пропаганда представляла их (не всех) как героев и борцов за правое народное дело. А в кругах интеллектуалов западного и «почвенного» направления складывались о них негативные представления. Первые утверждали, что советская власть отказалась от благодетельной буржуазной демократии, установив тоталитарный режим, подобный царскому. Вторые обвиняли революционеров в разрушении искони русской триады «Бог, Царь и Отечество», равно как «православие, самодержавие, народность», даже несмотря на то что свергла царизм именно буржуазия.

В одном были едины царская, буржуазно-демократическая и советская власть: они крайне отрицательно относились к анархизму. Это естественно. Руководители государства не могут признать благом безвластие.

…Сергий Булгаков, говоря о событиях 1905 года в России, отметил: «Если до революции еще легко было смешивать страдающего и преследуемого интеллигента, несущего на плечах героическую борьбу с бюрократическим абсолютизмом, с христианским мучеником, то после духовного самообнаружения интеллигенции во время революции это стало гораздо труднее».

Добавим: еще резче это обозначилось во время и после 1917 года. Тогда представители русской интеллигенции оказались по разные стороны баррикад и фронтов. Даже многие священнослужители не были смиренны, не стали «над схваткой», призывая не к братскому единению, а к братоубийству. Об этом свидетельствовал Сергей Есенин, которого нельзя заподозрить в предвзятости. Он пересказал признания монахов в своей родной деревне:

Христианское подвижничество смиренно. В этом отношении оно противоположно революционному порыву. Но и то, и другое в своем искреннем, подлинном виде проявляется не слишком часто. Мало ли лицемеров святош? Не менее и тех, кто использует революционную ситуацию в своих эгоистических целях.

В угаре политических распрей или тем более гражданской войны, борясь за власть или обретя ее, люди преображаются. Экстремальные ситуации вызывают экстремальные действия. Как поступать в таких случаях? Бороться за свержение существующего строя или защищать его?

И кристально честный человек, и прожженный негодяй могут оказаться как на одной, так и на другой стороне. Те, кто предпочтет занять выжидательную позицию (большинство), вряд ли достойны восхищения. Они стараются приспособиться к изменчивой обстановке чаще всего ради личной выгоды или из трусости. Хотя есть у них и положительная социальная роль как инертной массы, определяющей стабильность общества.

Революционеры стремятся свергнуть правительство (правителя), свершив государственный переворот, и коренным образом изменить общественный строй.