Начались выступления, споры, взаимные обвинения. Большевики объявили, что не желают участвовать в пустых прениях, где сторонники буржуазии стремятся ущемлять права трудящихся, и в полночь покинули зал заседаний. С ними ушли левые эсеры и еще часть делегатов. Осталось менее трети списочного состава, но это не остановило словесные водопады. Так продолжалось до четырех часов ночи. Затем на трибуну поднялся матрос Железняков (анархист), оттеснив очередного оратора, произнес:

— Караул устал. Прошу очистить помещение.

Было 4 часа 40 минут.

Судя по воспоминаниям очевидцев, уже до этого матросы и солдаты охраны вместо того, чтобы обеспечивать порядок, то и дело щелкали затворами, демонстративно наводили ружья на некоторых выступавших эсеров. Ленин даже предложил своим сторонникам уйти во время перерыва, а не демонстративно покинуть зал, после чего караул мог расстрелять оставшихся как «контру». Когда депутаты уходили, один из караульных сказал в адрес Чернова:

— Вот этого бы в бок штыком!

Большевики сделали все для того, чтобы сорвать Учредительное собрание, если оно не утвердит их власть. В частности, разогнали демонстрацию преимущественно служащих, студентов, офицеров с лозунгами «Вся власть Учредительному собранию!». При этом несколько человек было убито и ранено. 6 января вышел декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания. Оно просуществовало 12 часов 40 минут. Самый короткий парламент в мировой истории…

Антисоветчик Д.С. Анин высказался достаточно точно об «установлении нового, до сих пор не виданного строя, выражающегося в единодержавии вождя и его аппарата». Впрочем, любая монархия основана на тех же принципах руководства. В данном случае «невиданность» была в том, что возглавляли правительство не потомственные аристократы и не представители крупной буржуазии, а революционеры, вознесенные на вершину социальной пирамиды мощной волной анархии.

Тот же Анин пришел к выводу: «Итак, одно из величайших событий в человеческой истории явилось в большой степени результатом случайностей, неверных оценок и недоразумений. Тем не менее можно, не рискуя ошибиться, сказать: большевистское завершение революции в первую очередь обязано непреклонному фанатизму Ленина и разнузданной демагогии Троцкого». Он добавил: сказалась психическая болезнь Ленина и симптомы падучей болезни у Троцкого.

Таков образец распространенного ныне объяснения исторического процесса сочетанием нелепостей при своеобразном культе личности. Словно не было тогда других непреклонных фанатиков или разнузданных демагогов. Словно народные массы только за такими деятелями и готовы идти, позабыв обо всем на свете. Как у Владимира Высоцкого: «Настоящих буйных мало,/ Вот и нету вожаков». Но у поэта пациент Канатчиковой дачи говорит о своих коллегах. А тут — историософ-антисоветчик! Или это — диагноз?

Следовало бы признать простую истину. В том состоянии разброда и развала, в котором находились российское общество и армия, единственная надежда на сохранение государства была в установлении диктатуры строго организованной партии под руководством авторитетного лидера. Правые эсеры, меньшевики и кадеты, представлявшие большинство Учредительного собрания, были способны только на дискуссии, на создание очередного буржуазного правительства по типу Временного. Это лишь усугубило бы смуту. Учитывая настроение анархически настроенных матросов (они нередко говорили: «Нам и Ленин не указ!»), Учредительное собрание из представителей «буржуазии» могло завершиться кровавым побоищем.

История убедительно доказала верность политики ленинской партии. Только ей было суждено восстановить Великую Россию. Но была ли при этом установлена власть Советов? Разве не стал Верховный Совет СССР совещательным органом, подчиненным партийному руководству?

Не совсем так.