Как это получается, спрашивают они, что некоторые с такой легкостью переносят тяжесть тела с одной ноги на другую. Просто как ни в чем не бывало. Ну надо же, некоторые закуривают сигарету, и при этом у них такой вид, словно они всю жизнь только этим и занимались.

Неужели они думают, что мы их не видим?

У тебя уже есть парень?

Нет. Я в одиннадцать уже должна быть дома.

От удара кувалды кукла взлетает в воздух, а потом, обмякнув, падает, мешком соскальзывая вниз по кирпичной стене.

И похоже, такое происходит не в первый раз.

Вернер открыл дверь и впустил меня внутрь. Слезы застилали мне глаза, и я ничего не видела. Я упала в кресло, обтянутое красной парчой. Мокрый плащ липнул к ногам. Перчатки я потеряла. Белые шерстяные колготки были все в грязи. По-моему, я еще никогда не выглядела так жалко. Ты красивая, тихо сказал Вернер.

Я низко опустила голову, и волосы сплошной завесой упали мне на лицо. Вернер бережно откинул их в сторону. Я хочу тебя видеть! Я закрыла глаза. Я бесконечно устала. По закоченевшему телу медленно распространялось тепло.

Занавес закрылся, хотя на экране еще виднелось слово «Конец».

Не бывает плохой погоды. Бывает неподходящая одежда.

~~~

Вы ведь наверняка уже бывали в кино, верно?

Вилли Фиш говорит своему сыну Томасу: я должен сообщить тебе кое-что важное. У тебя есть брат. Вилли Фиш смущенно говорит своему сыну Томасу, которого в фильме зовут Андреас Ангерман: это произошло задолго до того, как я познакомился с мамой. Лицо Андреаса на краткий миг озаряется, то есть освещается, улыбкой. Всем видно, что он наверняка очень любит свою маму.

Добрый день, входите же, входите. Мы встречаемся с Ингой Майзе у нее дома. Она прыгает вокруг нас от радости, делает стойку на руках, ходит колесом и говорит: понятия не имею, почему все меня так любят; наверное, люди видят во мне живого человека, а не какую-то куклу.

Не бойтесь, я не кусаюсь, я самый обыкновенный человек из плоти и крови. Инга копается в носу, вразвалку катится по паркету, плюхается в кучу табачного пепла, с размаху врезается лбом в стену, так, что у нее клацает челюсть. Она засовывает в нос указательные пальцы и выворачивает ноздри наизнанку. Она поправляет цветы в вазе.

В конце концов, я ведь была когда-то одной из вас. А теперь я не имею с вами ничего общего.

Томас репетирует сцену поединка на шпагах из «Ромео и Джульетты». Он отважен и бесшабашен, он полон юношеского задора, но за всем этим таится нечто очень серьезное. Гитта, юная актриса (которая играет Джульетту), смотрит на него с восторгом. Она смеется. И вдруг веселье сменяется серьезностью.

Инга Майзе с разбегу взлетает на стену, вихляя бедрами, вышагивает по потолку (о, нам всем до боли знакома эта ее потешная походка вразвалочку!), туфли сваливаются с нее, блузка трескается. Внезапно она падает и расшибает череп, только брызги летят. Лобная кость врезается в носовой хрящ, а нижняя челюсть — в шейные позвонки. Кости трещат и ломаются, как спички. Теперь Инга Майзе выглядит такой старой и безобразной, что у нас перехватывает дыхание, дорогие читатели. То, что я делаю, на самом деле не киногенично. Но я остаюсь всегда самой собой. Давайте назовем это естественностью, а все, что естественно, то не безобразно! Инга ковыряет пальцем в носу.