Телезрители безмерно рады тому, что хоть раз в кои-то веки они, кажется, знают больше, чем госпожа Рогальски. Один телезритель говорит другому: смотри внимательно, здесь что-то случилось. Когда госпожа Рогальски дважды дергает звонок, а изнутри ей никто не отвечает, теперь уже четверо, нет, пятеро телезрителей или даже два-три миллиона говорят своим женам, друзьям и детям: внимание, что-то случилось!

Но госпожа Рогальски, кажется, до сих пор ничего подозрительного не заметила. Мы все теперь уже в голос вопим: там что-то случилось, госпожа Рогальски! Но она по-прежнему ничего не слышит. Госпожа Рогальски открывает незапертую калитку и идет к дверям дома. Они заперты. Ни звука. Теперь уже все совершенно ясно, и даже Ида Рогальски замирает. (Замирает.) И тут ее окликает соседка, которая выглядит как все соседки в телепередачах: на голове у нее платок, а в руках тряпка. Да он наверняка там пьяный лежит, старик-то. И дальше соседка говорит точно так же, как все соседки в телепередачах, то есть рассказывает сплетни про Ноймана. Она говорит слишком много. Она рассказывает, что Нойман, эта старая перечница, женился на молоденькой и она две недели назад от него сбежала. С молодым любовником. С тех пор Нойман запил. Соседка говорит очень многословно, так и сыплет словами, но все эти слова телезрителям знакомы. Они их и сами говорить умеют. Ага.

И тут госпожа Рогальски начинает принюхиваться. Она еще не успевает драматически безмолвно добежать до кухонного окна и разбить его камнем, как телезрители уже догадались: там газ! Они просто носом его чуют. Теперь все развивается с молниеносной быстротой. Эта соседка, как и все соседки, слишком глупа и неповоротлива, чтобы поспеть за госпожой Рогальски и помочь ей. Она стоит и тупо пялится. Телезрители в лихорадочном возбуждении, в душе они активно помогают госпоже Рогальски. А та оборачивает руку носовым платком, просовывает ее сквозь разбитое стекло и открывает задвижку. Потом прижимает платок ко рту и залезает в кухню. Камера быстро перемещается с предмета на предмет. Точно: газ! Закрыть кран и открыть окна — дело нескольких секунд. Потом она бежит по комнатам. Вот и гостиная. Нойман лежит на полу, рядом с ним пустая бутылка из-под шнапса. Госпожа Рогальски трясет его, бьет по щекам, и он оживает. Телефон, скорее. Скорая помощь? Все происходит быстро, но не слишком — чтобы мы могли следить за происходящим и наслаждаться напряженной ситуацией. Становится понятно, что это не попытка самоубийства, как мы поначалу думали, а просто Нойман, напившись вдрызг, забыл убавить газ, и вода из кастрюли залила огонь. Значит, несчастный случай. Чтобы никто не подумал, что фирма, на которой и без того лежит доля вины за судьбу Ноймана, повинна еще и в его самоубийстве. Понятно, что сейчас Нойману нужно больше всего: профессиональное признание. Чтобы он перенес свою потерю. Вина, потеря, доля вины — всё это слова из лексикона каждого работающего человека. Все телезрители уже когда-то слышали их.

А дальше происходит серьезный разговор между Идой Рогальски и избежавшим опасности Нойманом, которому теперь ничего не угрожает. И еще происходит серьезный разговор между госпожой Рогальски и ее сыном Михаэлем, молодым шефом. К телезрителям еще никто никогда не проявлял такого внимания. Они угрюмо грызут ногти. Сами-то они никогда бы не стали, говоря профессиональным языком, так выкладываться. Финал не за горами.

~~~

Человек — это тот, кто в решительный момент ведет себя как человек, а не как машина. Госпожа Рогальски — человек. Телезрители, многие из которых имеют дело с машинами и механизмами, тут же улавливают разницу.