- Как только доберемся до подходящего места. Здесь, на улице, это невозможно. Так куда же мы направляемся?

- Вы же сами сказали, искать подходящее место.

- Какое место вы считаете подходящим?

- Такое. где есть мороженое.

- А я - где нет людей.

- Одно исключает другое. Там где нет людей там нет и мороженого.

- Вы неисправимое взрослое дитя. Садитесь.

Они уселись в экипаж, и Акли приказал кучеру: Городской парк.

Ослепительно сияло солнце. Прямо обжигало. Но все равно в эту пору оно еще не утомляет, потому что природа еще молода. В те времена этот парк на окраине Вены был очень заброшенным. Кое-где даже квакали лягушки в лужах, образовавшихся после недавно прошедших дождей. И дорожки тогда не были посыпаны гравием и песком, как ныне. Песок наши предки использовали исключительно для того, чтобы промокать чернила на письмах и документах.

Там и сам образовалась небольшая грязь, и стройной девочке пришлось приподнять подол юбочки с двух сторон, чтобы она не запачкалась. А в наиболее опасных местах, где в грязи можно было оставить и туфельки, либо нужно было прыгать, либо - и тогдашний этикет даже требовал этого, - кавалер без долгих разговоров подхватывал свою даму за талию и на руках переносил через лужи. Тогда никто не считал это ни прегрешением против скромности, ни бесстыдным приставанием. Старый честный мир судил о вещах не так, как мир  наш, нынешний. хотя люди тогда ходили совсем рядом с запретным, но не воровали. Тогда видимость была обманчива, а ныне уже и отсутствие видимости подозрительно.

И Акли перенес девочку через две-три лужи, пока, наконец, они не добрались до первой одинокой скамейки под огромным платаном, чья крона заботливо склонялась над скамейкой,  на которой было вырезано столько имен и инициалов, что не было им числа. И хотя рунические письмена Амура самые простые на свете, и все видят их и всякий может прочесть на скамейках, на зарубцевавшихся ранах на коре деревьев - все же каждая буква этих надписей- тайна.

- Вот здесь нам никто не помешает поговорить, - сказал Акли. - Люди здесь почти не ходят.

Они рядышком сели на скамейку.

- Смотрите, смотрите! - вдруг восторженно вскричала девушка, увидев белку, карабкавшуюся на дерево напротив. Однако Миклоша в этот момент ни капельки не интересовала проворная белка. Он серьезным, пожалуй, даже печальным взглядом посмотрел в глаза Илоны Ковач.

- Давайте оставим на время эти пустяки, Илушка. Вы стали уже взрослой девушкой, пора вам подумать и о женихе. Вы стоите на пороге очень важного решения, поэтому сделайтесь серьезной и слушайте меня внимательно.

- Уже, слушаю вас внимательно! Вот посмотрите сами на меня!

С этими словами она насупила брови, наморщила лобик, вытаращила глазки и опустила вниз уголки рта, точь-в-точь изображая хозяйку пансиона. Она была так прелестная в этой своей игре, что Акли пришлось поспешно отвести от нее взгляд.

- Я хотел бы от вас, - сказал он, - прежде всего искренности. Пообещайте, что все так и будет!

- Обещаю, - отвечала девушка, в точности подражая голосу мадам Сильваши.

- У вас есть одна тайна, барышня. - Он украдкой, но испытующе посмотрел на нее. Девушка вздрогнула, с лица сбежало все напускное, и оно густо покраснело, а головка стыдливо поникла.

- Откуда вы об этом знаете? - пролепетала она едва слышно.

- Значит - правда? - с болью в голосе вскричал Акли. - Вы любите его?

- Чуточку, - призналась Илонка, - пожала плечами. - А что, это такой великий грех? Упрямо переспросила она. Акли не отвечал, в глазах у него все помутилось, деревья заплясали в странном хороводе, и даже крыши домов, стоявших по-за деревьями парка, пустились в пляс вместе с дымящимися печными трубами, норовя наскочить друг на друга, словно бодающиеся быки. В висках у Акли застучали молоточки, а голова закружилась.