Он так и не привык называть ее просто Роза.

— Как он? — спросил Клементе, кивнув на Ивецио.

— Как всегда, — ответила Роза, хлопоча у плиты.

— Хотите, я его покормлю, — предложил юноша.

— Может, попозже. Лучше садись. Ты весь день на ногах.

— Да я привык, а вот вы… Вам приходится обо всех нас заботиться…

Клементе сел за стол, и Роза поставила перед ним тарелку, полную мяса и картошки.

— Здесь каждый делает то, что может, — сказала Роза.

— Спасибо, синьорина Роза, — улыбнулся Клементе. — Меня и собственные родители так не баловали.

— Прекрати благодарить меня, Клементе, — оборвала его девушка. — И ешь! Тебе это по праву положено.

— Я бы должен служить вам… — робко заметил Клементе.

— У нас тут общество взаимной помощи, — пошутила Роза. — Как у тебя дела с английским?

— На стройке говорят мало, — ответил с полным ртом Клементе. — Тебе покажут, что делать, ты и делаешь. Сделаешь хорошо — заплатят прилично. Можешь тогда прийти и на следующий день. Сделаешь плохо — заплатят и выставят вон.

Рассказывая, Клементе энергично расправлялся с запеканкой.

— Надо тебе учить язык, — посоветовала Роза.

— Выучу! — со вздохом пообещал Клементе. — Я уже кое-что понимаю, а там посмотрим…

— Хочешь, я тебя поучу?

— Нет, у вас и так столько дел, не надо обо мне беспокоиться.

У Клементе не было ни друзей, ни увлечений, в кино он не ходил никогда и всю недельную зарплату целиком отдавал Розе, распоряжавшейся семейным бюджетом. Впрочем, так же поступал и Пьер Луиджи.

Тарелка Клементе опустела.

— Хочешь еще? — предложила Роза.

Он покраснел и сказал неправду:

— Нет, спасибо, я сыт.

— Ну еще чуть-чуть!

И Роза добавила запеканки.

Клементе всегда ужинал в одиночестве. Так решила Роза. Пьер Луиджи возвращался очень поздно, и ей не хотелось, чтобы голодный Клементе дожидался брата. Сама она ужинала вместе с Пьером Луиджи.

— Спасибо, синьорина Роза, — поблагодарил юноша.

— Пожалуйста, синьор Клементе, — пошутила Роза.

Она неоднократно пыталась заставить его обращаться с ней как с равной, но ничего не получалось.

— Не надо смеяться надо мной, — заметил Клементе, продолжая жевать.

Со двора, с лестницы и с улицы доносились крики и детский плач. Орали женщины, сзывая к ужину семьи. Чей-то звучный голос с явным неаполитанским акцентом пел грустную песню. В соседней квартире громко ссорились супруги.

— Трудно привыкнуть, правда, синьорина Роза? — не выдержал Клементе. — У нас было не так, — ностальгически заметил он.

— Конечно, в деревне все иначе, — согласилась Роза. — Помню, как там пахло вечерами. Светлячки. Звезды. Кузнечики.

— И ряды тополей, — напомнил Клементе, — а еще жасмин и аромат цветущей липы.

— Грустные мысли, — вздохнула девушка. — Ностальгия — дурное чувство, она отравляет жизнь.

— Вы правы, синьорина Роза.

— И нечего оплакивать деревню. С «Фаворитой» покончено.

— Хорошо, синьорина Роза, — покорно согласился Клементе.

— Надо смотреть вперед, — решительно заявила она.