— Не беспокойся за Варика, — пробормотала Ларк в полусне. — Худшее уже позади.

— Теперь я в долгу перед тобой. — Распахнув дверь в свои покои, Стоук вошел и опустил Ларк на постель.

— Да нет, мы квиты. Ты спас мне жизнь — там, на скале, — помнишь? А я тебя даже не поблагодарила. — Она смотрела на него медовыми глазами, в золотистой глубине которых проступила необычайная нежность.

— Сказать «спасибо» никогда не поздно.

Стоук скользил жадным взглядом по ее телу, прикрытому только тонкой сорочкой.

Желание Стоука предоставить девушке возможность отдохнуть растаяло, как снег под вешним солнцем. Он протянул к Ларк руки и приник к ней. В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам. Она не сопротивлялась, а сама обхватила Стоука за шею, прижала к себе и ответила на его поцелуй.

Он будто прикипел к Ларк губами — целовал ее лицо: подбородок, губы, щеки, лоб.

Внезапно Стоук почувствовал, как руки девушки скользнули ему под тунику и стали ласкать его обнаженную грудь. Он замер. Но сладкая пытка на этом не кончилась — Ларк продолжала исследовать его тело. Она коснулась его живота, потом ее руки перебрались к нему на спину, а затем, поднырнув под пояс тесных штанов, обхватили ягодицы Стоука.

Из его горла вырвался глухой протяжный стон. Он ощущал жар ее тела, знал, что она желает его. Это сводило Стоука с ума. В следующую минуту он осознал, что если не овладеет ею тут же, его семя изольется впустую.

Должно быть, она догадалась, какие чувства обуревают Стоука, и начала развязывать шнурки на его штанах. Положив девушку на край постели, он высоко задрал на ней сорочку. Созерцание ее белого тела, длинных стройных ног и золотистого треугольника внизу живота вызвало у него дрожь.

Раздвинув Ларк бедра, Стоук вошел в нее.

Она выгнула спину и прижалась к нему.

— Посмотри на меня, Ларк, — хрипло сказал он, чувствуя, как ее влажное лоно облегает его плоть. Ему хотелось, чтобы эта пытка длилась вечно.

Стоук видел, как в глубине ее глаз то вспыхивают, то затухают яркие искорки страсти. В эту минуту между ними не существовало ничего, что разделяло бы их, — было только огромное, всепоглощающее желание обладать друг другом.

Это могучее первобытное чувство было сильнее Стоука, сильнее всех клятв, которые он давал себе. Раз за разом он погружался во влажные глубины Ларк, а затем отступал, чтобы через мгновение проникнуть в нее вновь. Пролив семя в ее жаркое лоно, он отыскал ее губы и закрепил поцелуем то, что совершилось между ними.

В следующий момент он потянул Ларк за собой — подальше от края, на простор необъятной постели Блэкстоунов. Стоук сделал это осторожно, стараясь, чтобы его мужской жезл не выскользнул из ее влажных недр.

— Мы не должны делать этого еще раз, — пробормотала Ларк, заметив, что Стоук устроился у нее между ног и готовится продолжить начатое. — Я обязана вернуться домой и предстать перед отцом и Эвенелом.

Стоук оторвался от ее груди, вскинул голову и с удивлением и ревностью спросил:

— Поздно теперь каяться перед женишком, ты не находишь?

— Знаю, что поздно, но ведь мне так или иначе придется с ним объясниться. Как-никак, мы ведь обручены.

— Ты все еще любишь его?

— Я любила его всю свою жизнь. Если Эвенел узнает о том, что случилось, это разобьет ему сердце, и он не оправится до конца своих дней. Эвенел очень чувствителен, и душевная или сердечная боль ранит его глубже, чем любого другого человека.

Если бы Ларк, говоря это, не целовала его, ревность Стоука перехлестнула бы через край. Этого, однако, не произошло еще и потому, что, когда Ларк упоминала об Эвенеле, в ее голосе не слышалось подлинного чувства.