Даже елочка нарядная стояла. В квартире было все – от геля для душа до тапочек. Полотенца всех размеров. Если честно, я была поражена. Представьте себе ситуацию в Москве: квартирная хозяйка по доброй воле звонит родителям несовершеннолетних ребят и еще успокаивает (а предварительно сдает очень приличную квартиру, веря в то, что ее не разнесут). Потом выяснилось, что местные друзья встретили их на вокзале. Да у нас в лучшем случае номер автобуса подскажут.
Мы всегда ждем худшего. От банальных проявлений человеческого добра и заботы впадаем в ступор. Мы так отвыкли от того, что люди могут не врать и не обманывать, что уже не верим в хорошее. А дети – в шестнадцать они еще дети – верят. Мой сын даже не сомневался в том, что все будет хорошо и мне не надо нервничать.
Но… он все-таки столичный парень. Билеты брал со скидкой, предъявляя справку из школы, что имеет право на эту скидку. Он изучил все юридические интернет-порталы для подростков, на которых рассказывают, на что они имеют право, а на что – только с согласия родителей. Я и забыла, что подписала не глядя какую-то бумажку – видимо, согласие на его передвижения. Естественно, у сына есть все мои паспортные данные и данные отца. Он сделал копии всех документов. И копии копий тоже.
Душевный антисептик,
или Где должны лежать протоны
Василий – физик и математик. То есть совсем не гуманитарий. У него есть два определения для моих родительских комментариев: «логично» и «нелогично». Если я спрашиваю, почему нельзя без напоминания вынести мусор, отнести в стиральную машинку грязную одежду, на кухню – грязные чашки, сын спокойно отвечает: «Мам, скорректируй задачу». В общем, физик.
И тут он вернулся из спортивного лагеря. Чемодан я открывала с опаской, гадая, сразу ли выбросить носки или попытаться постирать. Под грудой футболок, которые издавали такой запах, будто в них ходил не только Василий, но еще двадцать человек, я нашла бутылку водки. Закрытую. Долго таращилась на бутылку, подбирая слова, которые должна как мать произнести в этом случае.
– Васюш, скажи, а зачем тебе водка? – это лучшее, что я смогла придумать.
Тут я, как гуманитарий, сразу поняла свою ошибку. Во-первых, вопрос глупый. Во-вторых, ответы я знала заранее. «Бутылка не моя…», «Друг попросил к себе положить…», «Понятия не имею, как она оказалась в моем чемодане…», «Привез в подарок папе, только потом вспомнил, что он не пьет водку…» Тут же мне самой стало стыдно, потому что я, можно сказать, рылась в вещах сына. Ну кто меня дернул разбирать его чемодан? Пусть бы сам разобрал, недели через три где-то, когда там уже лягушки квакать будут.
Василий даже бровью не повел, когда я предъявила ему запретный продукт.
– Купил, – как всегда, лаконично ответил сын.
– Зачем?
Далее последовал гениальный ответ, который даже я, гуманитарий с бурной фантазией, не смогла бы придумать.
– Для обработки ран, – сказал Василий.
– Мусечка, каких ран? Душевных?
Вася захохотал.
– Недодумал. Да, мам, хорошая версия. Я просчитал, что тебе больше понравится версия с антисептиком.
Теперь у нас в ходу эта присказка. Когда муж наливает себе вечером виски или я прошу бокал вина, мы комментируем:
– Исключительно для обработки душевных ран.
* * *
– Васюш, ты как, голова не болит? – спросила я у сына, который сидел и смотрел в окно, что уже вызвало подозрения.
– У меня, мам, ветер в голове, там болеть нечему, – ответил Вася и ласково на меня посмотрел.
Если что-то происходит в семье, нужно спрашивать у Симы, которая в курсе всех событий. |