– Женщина? Не вижу вокруг ни одной женщины!

Баба не обратила на его слова никакого внимания, продолжала часто моргать, тупо уставясь в окно. Вокруг Прокопенко чуть-чуть еле слышно колыхнулось всеобщее неодобрение и тут же затихло. Живот по-прежнему занимал отвоеванное пространство перед носом Виктора Ивановича.

«Боже мой! Спит же с такой кто-то!» – подумал Прокопенко. Удовольствие от сидячего места и газеты было испорчено. Совесть его не мучила, но атмосфера недоброжелательства, которую он почувствовал в ту минуту, его раздосадовала. Он посмотрел на правую руку беременной, которой та держалась за сиденье впереди. Кольца на ней не было и это почему-то успокоило Виктора Ивановича. Перед его носом качалась большая пуговица на желтой нитке. Он перевел взгляд в окно.

Двадцать лет назад Прокопенко привез в этот город свою жену Галю. Галя была на третьем месяце беременности и со священным ужасом следила за всеми изменениями, происходившими в ее организме. С тем же чувством обращался с Галей и Прокопенко. В то время он сильно любил жену и многое с ним происходило впервые. Галина Николаевна была маленьким, стройным существом на пять лет старше мужа, но сохранившая нежность, беззащитность и легкое, ненавязчивое женское обаяние, заменявшее ей яркую внешность. Тогда она еще не была издергана, тихо светилась счастьем и Виктор в несусветную рань носил в поликлинику на анализы баноски с ее мочой.

После института он был распределен в этот город, получил квартиру и перевез сюда Галю. Вот этот-то переезд и вспомнил Виктор Иванович.

Они уже почти добрались до дома, оставалась последняя пересадка. На остановке Галя грела живот ладонями и приговаривала шутливо-испуганно:

– Ой, замерзнет! Ой, замерзнет!

Викторт приводил доводы, что еще ни один эмбрион не замерзал в утробе матери, но на самом деле действительно боялся, что Галя с эмбрионом замерзнут. Поэтому затолкал ее в первый попавшийся автобус, который шел совсем не туда. «Пересядем», – решил он.

Галя села у окна, подышала на стекло и пальцем протерла себе маленькое круглое окошко на замерзшем стекле, куда смотрела одним глазом.

– Эй, девушка, – вдруг толкнула ее в бок тетка, державшая на животе огромную сумку. – Эй, не видишь, женщина пожилая стоит. Уступи место!

Галя растерянно заморгала и стала вставать.

– Сиди, – удержал ее Виктор и зло прошипел в сторону тетки: – Она беременная!

Тетка хмыкнула:

– Что-то не видно! А вот мы сейчас проверим.

Она нагнулась и короткопалой рукой вдруг стала ощупывать Галю ниже пояса. Виктор не поймал тогда эту руку, не вывернул, не вцепился в нее зубами. Он ошарашенно смотрел, как эта гадина с короткими толстыми щупальцами мяла его Галю. Наконец, рука исчезла.

– Придумают же, стервецы! – фыркнула тетка.

Галя молча смотрела на свой живот, где только что была рука. Потом перевела взгляд на Виктора. Ничего более страшного, чем этот взгляд, Виктор Иванович в своей жизни потом так и не увидел.

Того ребенка Галя так и не доносила. Выкидыш произошел на следующий день и Виктор чувствовал себя убийцей, хотя ни одного упрека в свой адрес он не услышал. Алешку она выносила трудно и урюмо, лишенная той суеверной радости, с которой ходила три месяца первой беременности.