Воспитанные в другом мире и по другим правилам, белые наделяли противника теми же чертами характера, которые были у них самих. Но Володя знал, что это не так. И прекрасно понимал, что красные вернутся в Одессу, причем в ближайшем будущем.

Когда же он попытался об этом сказать вслух, то стал изгоем в том мире, к которому принадлежал по праву рождения и где должен был бы оставаться своим до конца жизни.

Вместе с белыми с городе появились знакомые Володи — люди, которых он когда-то знал еще по Петербургу, которые часто посещали особняк Сосновских. Он возобновил общение с ними, стал посещать их вечера, рестораны и ночные клубы. Но очень скоро оказалось, что между ним и этими людьми пролегает глубочайшая пропасть. Многие из них приехали из-заграницы, чтобы вступить в Добровольческую армию. Находясь в эйфории, они не видели и не понимали, что происходит на обломках бывшей империи, и представляли себе эту войну как благородные баталии, в которых их предки получали награды и чины за воинскую доблесть.

Война виделась им как блестящий парад, как волнительное приключение, которое может наполнить их юношеский максимализм блестящими подвигами, о которых потом можно будет рассказывать в гостиных Парижа. Они носили нарядные мундиры и поправляли сияющие портупеи наманикюренными тонкими пальчиками. Многие из них даже толком не умели владеть оружием. Они не представляли себе, что такое стрелять в ночь, когда пули летят со всех сторон. Они были настроены оптимистично, весело, игриво и не сомневались ни секунды в том, что через месяц-другой разобьют взбесившихся мужиков и загонят их обратно в конюшни...

Однажды в одном из салонов Володя попытался рассказать о том, как страшны большевики и с каким отчаянным фанатизмом дерутся красные. Но его не поняли, своими речами он возмутил всех. Ему тут же припомнили и то, что он, бывший князь, отказался ­уехать в Париж, оставшись жить среди большевиков, и то, что он стал работать в газете красных... Общение с Володей сократили до минимума, прекратили звать его на рауты и вечера, а по городу о князе Сосновском поползли плохие слухи. Он стал изгоем в той среде, в которой родился и которую давно перерос благодаря лучшему учителю — жестокому жизненному опыту.

Володя все еще по привычке продолжал посещать места, где собирались белые офицеры, даже несмотря на то, что прекрасно видел: с ним не хотят общаться. Но он был одинок. И, боясь сойти с ума, он одинокими вечерами шел туда, где были люди и где можно было, забившись куда-нибудь в угол, почувствовать себя частью этой толпы, в то же время находясь вне ее.

Одним из таких мест было открытое при белых кабаре «Шато де Флер» — веселое заведение во французском стиле на Ланжероновской. Его любили посещать белые офицеры, богема и местные кокотки. Цены здесь были умеренные, однако еда — скверной. Собственно, это была проблема всех ресторанов и кабаре Одессы, потому что в городе не хватало продовольствия, а белое руководство не смогло наладить его поставки так, чтобы хватало всем жителям. Однако владельцы заведений договаривались с контрабандистами и кое-как умудрялись получать редкие товары, к примеру, сигары и французское шампанское. Но это стоило дорого.

Идя в такое заведение, Володя четко понимал, что позволить себе шампанское не может, а потому он пил то, что было доступно по цене — дешевую бурду из местного самогона.

Откинувшись на спинку уютного бархатного кресла, он рассматривал посетителей и с тоской думал о том, как теперь будет жить дальше. Страшным парадоксом было то, что с приходом белых в городе увеличился спрос на французский язык, и у Володи значительно возросло число учеников. Это было хорошо с точки зрения заработка, который позволял теперь даже посещать модные кабаре, но отвратительно с точки зрения душевного состояния Сосновского, которое не могли улучшить даже эти посещения модных забегаловок.