но симпатичная и живая – с большими пытливыми глазами и легким пушком над верхней губой. Было ей едва за тридцать, и, видно, следила за собой: в прихожей пахло духами и каким-то горьковатым кремом, должно быть, миндальным.
Узнав, кто пришел к ней, Успенская округлила глаза: кого-кого, а милиции не ждала. И все же гостеприимно пригласила в комнату – небольшую, но красиво меблированную. Уголок возле окна занимало дорогое чехословацкое пианино, на журнальном столике возле тахты и на инструменте в хрустальных вазах стояли красные и белые розы на высоких стеблях, и это придавало комнате праздничность и даже торжественность.
Успенская указала посетителям на диван, а сама примостилась в кресле за журнальным столиком, как бы отгородившись от них розами. Хаблак сразу разгадал эту невинную женскую хитрость и подвинулся так, чтобы иметь возможность видеть глаза Ларисы Яковлевны.
Она ни о чем не спросила – обладала-таки выдержкой, сидела с деланно-равнодушным видом на краешке кресла, словно подчеркивая, что у нее мало времени, и она будет благодарна, если ее не задержат.
– Вы знакомы с Борисом Свиридовичем Булавацким? – спросил Хаблак. – Извините, может, не очень тактично задавать такой вопрос, но мы выясняем одно дело и вынуждены обратиться к вам.
– Конечно, я знаю Бориса Свиридовича, – ответила Успенская, не отводя взгляда, – но без веских причин я бы не хотела вести разговор на эту тему.
«А тебе характера не занимать», – подумал Хаблак и решил не таиться. Да и зачем? Дело, в конце концов, не заведено, допрашивать Успенскую у них нет оснований, и все зависит от ее доброй воли, так лучше рассказать ей, чтобы знала, зачем они тут.
– Вчера Борис Свиридович обедал с компанией в кафе «Эней» в Сосновке. После обеда официантка нашла на столе миллион рублей, забытых Булавацким или его товарищами. – Говоря это, внимательно следил за выражением лица Успенской. Если ее знакомый – делец, и Лариса Яковлевна знает о его махинациях, то должна как-то реагировать. Но он недооценил Успенскую, или та действительно ничего не знала о Булавацком, – сидела спокойно и с иронией смотрела на капитана. А тот продолжал:
– Вот мы и хотели спросить…
– Так и спрашивайте, – ответила она прямо.
– Но ведь он уехал.
– Да, в отпуск.
– Куда поехал?
Успенская внимательнее посмотрела на Хаблака.
– Я обязана отвечать?
– Как видите, мы не пишем протоколов, собственно никакого дела нет. Просто хотели бы поговорить с Борисом Свиридовичем.
– Он вернется из отпуска…
– Почти через месяц…
– К сожалению, ничем не могу помочь.
– Он не жаловался, что потерял деньги?
– Миллион рублей? Откуда?
– Да, сумма значительная…
Воловик, до сих пор не вмешивавшийся в разговор, не выдержал:
– Почему вы не хотите помочь нам, Лариса Яковлевна?
– А вы попытайтесь себе представить, – ответила она с плохо скрытыми издевательскими нотками, – что я действительно не знаю, где Булавацкий.
– Э-э, – махнул рукой участковый, – вы ведь провожали его.
– А вы неплохо информированы.
– На этом держимся.
– Есть еще вопросы? Потому что на этот…
– Не будем вам больше надоедать, – Хаблак сделал попытку встать, но секунду помедлил. – Конечно, жаль, но если вы сами не хотите помочь Борису Свиридовичу…
В темных глазах женщины мелькнул какой-то огонек. |