– Вы считаете? – вырвалось у нее.

– Ничего я не считаю! – теперь уже Хаблак встал решительно. – Так, догадки…

– Какие?

– Считайте, что разговор между нами не состоялся. Пойдемте, старший лейтенант.

Воловик встал менее уверенно. Хотел что-то сказать, но Успенская нерешительно начала:

– Борис так болен, и я бы не хотела беспокоить его во время отпуска… Ну, знаете, от милиции всегда неприятности.

Хаблак не опроверг это утверждение: в конце концов, у каждого свои убеждения. Спросил наугад:

– И вы замечали, что Борис Свиридович какой-то нервный? Не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Он не рассказывал про обед в «Энее»? – теперь Хаблак почувствовал под собой твердую почву и спрашивал увереннее.

– Нет.

– Вот видите!

– Что?

– Может, его пытались запугать? Или шантажировать…

– Борис ни в чем не виноват! – убежденно ответила Успенская, и Хаблак подумал, какими наивными иногда бывают влюбленные женщины. Но ведь Булавацкого действительно могли шантажировать.

– Мне тоже кажется, что деньги, оставшиеся в кафе, не принадлежат Борису Свиридовичу, – сказал он, хотя не был окончательно убежден в этом, – просто их мог потерять кто-то из его знакомых. Но если это шантажисты?

Успенская на мгновение задумалась.

– Садитесь, – предложила она, наконец… – Я уверена, что Борис не может сделать плохого и прошу вас отнестись к нему…

– Разумеется, – поспешил заверить Хаблак, – мы просто расспрашиваем…

– Но это расстроит его… – заколебалась Успенская. Хаблак развеял ее сомнения:

– Все равно мы найдем Булавацкого, но, если кто-то преследует его…

– Да, да… – Успенская поняла капитана. – Вы хотите сказать, может что-то случиться… – Хорошо, – решилась она, – Борис в Херсоне. Там живет его сестра. Черешневая улица, дом тридцать семь.

– Вот и все, что требовалось от вас, – удовлетворенно констатировал Воловик.

Успенская испуганно посмотрела на него.

– Но ведь… – раздраженно сказала она, и Хаблак понял, что сейчас она впервые нехорошо подумала о Булавацком. – Неужели? Неужели я сама помогла?…

Хаблак подумал несколько секунд и как можно доверительнее сказал:

– Я не могу ничего требовать от вас, Лариса Яковлевна, но просил бы не сообщать Булавацкому о нашем разговоре. Конечно, вы можете позвонить ему или дать телеграмму, – он, должно быть, правильно разгадал мысли Успенской, потому что она дернулась на стуле и слишком подчеркнуто замахала рукой, – но вы только встревожите его, разумеется, если за этими деньгами что-то кроется. Даже если и ничего не кроется, – прибавил он после паузы.

Успенская не могла не согласиться с ним.

– Ладно, – твердо пообещала она, – считайте, что мы договорились.

Когда Хаблак, пропустив вперед участкового, закрывал за собой дверь, все же не удержалась от вопроса:

– Вы сами поедете к Булавацкому? Отказываться не было оснований.

– Да, я.

– Когда, если не секрет?

– Ну, какой тут секрет! Очевидно, завтра.

Она хотела сказать что-то еще, но сдержалась и на прощание улыбнулась Хаблаку то ли вымученно, то ли умоляюще.

Ветер пах полынью и еще какими-то степными травами, словно был настоян на них и Хаблаку казалось, что он и сам пропах травами.