— Полегчало? — спросил он Роджера.

— Слов нет.

Улучив момент, Генри отозвал меня в сторону.

— Что это за придурки мешаются у ворот? Мы чуть было не переехали одного из них, когда возвращались с пивом. Он прямо бросился на машину. Какой-то полоумный.

Я рассказал ему о Гарольде Квесте, его последователях и о том, как они стараются добиться запрещения.

— Были они там, когда вы приехали в первый раз? — спросил я.

— Нет, не были. Хочешь, прогоним их?

— Ты имеешь в виду силой?

— А есть другой способ?

— Убеждение.

— Не смеши.

— Если наступить на одну осу, на похороны прилетят пятьдесят.

Он кивнул:

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. — Он потеребил бороду. — Что же тогда делать?

— Ничего. Сделать вид, что так оно и надо.

— Очень трогательно.

— Можно было бы сказать им, что запрещение скачек будет означать смерть для многих сотен лошадей, потому что они станут просто не нужны. То есть не одна лошадь умрет случайно, умрут все, не пройдет и года. Скажи Гарольду Квесту, что он защищает убийство лошадей и превращение их в вид, которому грозит исчезновение.

— Ладно, — он решительно кивнул головой.

— Но, — заметил я, — весьма возможно, что он распинается так вовсе не из-за лошадей. Весьма возможно, он просто ищет способ помешать людям получать удовольствие. Удовольствие получает он, и в этом его главная цель. Он давно уже пытается попасть под машину, но так, чтобы при этом не пострадать. Завтра у него может получиться, и его задержит полиция. У людей встречаются разные увлечения.

— Все фанатики сумасшедшие, — сказал он.

— А как насчет суфражисток, желающих пострадать за женское равноправие?

— Хочешь пива? — перевел Генри разговор на другую тему. — Не буду с тобой спорить.

— Контрдемонстрация — вот что нам нужно, — подумал я вслух. — Нам нужны люди, размахивающие рядом с Гарольдом Квестом плакатами, на которых написано: «Увеличим безработицу», «Лишить помощников конюхов работы», «Всех лошадей, участвующих в скачках — на мыло», «Пособие по безработице — кузнецам».

— Не кузнецам, а коновалам, — заметил Генри.

— Чего?

— Коновалы подковывают лошадей. Кузнецы куют железные ворота.

— Давай, где твое пиво? — согласился я.

Однако пиво пришлось отложить из-за прибытия двух автомобилей, подгоняемых кипящими страстями, разгоревшимися после контакта с Гарольдом Квестом.

За передним бампером первой машины застрял обрывок плаката «Запретить жестокость», но, как нередко бывает в подобного рода конфликтах, повелительное банальное предупреждение вызвало обратную реакцию.

У водителя, Оливера Уэллса, начисто слетел лоск джентльменской учтивости, обнажив более глубокие и основательные и более жесткие качества, и я подумал, что за ровным гудением мотора прячется вот такая же сокрушительная мощь поршней. Она намного сильнее и намного неумолимее, чем видно на поверхности. Очень вероятно, что при таком раскрытии человеческой сущности выявится жестокость.

От гнева у него трясся кончик носа и оттопыренные уши.

Скользнув по мне безразличным взглядом, он бросил:

— Где Роджер?

— У себя, — сказал я.

Оливер устремился к двери конторы, определенно не замечая разворачивавшейся вокруг него шумной деятельности. В воздухе запахло гарью от раскаленных шин, и рядом с первой машиной, как внезапно застывшая молния, остановилась вторая, из нее пулей выскочила похожая на фурию Ребекка.