— Но почему?

— Почему?.. Да, почему?..

Он мог, конечно, оправдаться тем, что на это не было желания Милочки, но язык не слушался рассудка.

А сердце говорило, — говорило красноречиво и пылко о том, что уедет он и не будет около него этой сильной, чистой девушки с её здоровыми идеями и здоровой красотой… Не будет этих необъяснимо-прелестных вечеров в темной беседке, ни этих белых энергичных рук и милого голоса так близко, близко от него.

«Боже мой! Боже мой! — ловил он себя на этой мысли. — Что я делаю! Счастье, созданное на горе Милочки!»

Так твердил рассудок… Но голос его был слаб в сравнении с голосом сердца… А эта чудная ночь так сильна к тому же своей подавляющей лаской!

И, не владея собой, он взял в свои её сильные руки и скорее простонал, чем сказал:

— Я люблю вас! Вас люблю я, поймите!

Ольга отодвинулась, взволнованная этим наплывом чувств, которых пугалась и желала тайно, и, качая головой, прошептала:

— Молчите, молчите ради Бога!

На минуту ужас захолодил её сердце при одной мысли о бедной слепой Милочке. Но только на минуту…

Разве сама она не любила его… И не было ли за ней права, выстраданного ею? И разве сильная и беззаветная любовь её не притянула его к ней силой какого-то властного инстинкта?..

Её руки дрожали, освобождаясь из его горячих ладоней, а голос лепетал прерываясь:

— Не теперь… Не теперь только… Молчите же… Молчите… О, Господи!

— Господи! — бесслышно повторили за ней похолодевшие губы слепой девушки, притаившейся за дощатой стеной беседки, и она подняла к небу бледное, лицо, искаженное мукой…

IV

Ужас и горе снова повисли над серым домиком. Милочка, бледная и решительная, какой никто еще никогда её не видел, категорически отказалась от поездки в Вену, мотивируя свой отказ страхом и предчувствием дурного исхода операции…

Ее уговаривали, упрашивали, молили… Но она упорно стояла на своем…

— Лучше жить слепой, нежели умирать под ножом хирурга, — упрямо твердила она.

И наотрез отказалась ехать…

Ольгу и Бронина благословляли в уютной маленькой зале серого домика…

Это была здоровая, сильная, на диво подобранная пара…

Несколько крупная фигура Ольги в белом венчальном наряде с веткой цветов на гладко зачесанных волосах не могла не возбудить общего шепота удовольствия…

Ольга была счастлива, потому что любила и была любима…

Её сестра, бледная слепая Милочка, устроила её свадьбу, отказав наотрез Бронину, ссылаясь на свою полную апатию к жизни, указывая ему на Ольгу, как на самую подходящую жену, могущую дать ему семейное счастье…

И она благословила их…

Свадьба состоялась…

Перед тем, как ехать к венцу, «молодая» прошла в комнату сестры.

Милочка сидела у камина в белом платьице. У ног её приютился Дож, её неизменный товарищ.

— Ты счастлива, дорогая? — нежным, мягким голосом спросила она вошедшую Ольгу, в то время, когда та благодарила ее долгим поцелуем.

Они обнялись крепко, сердечно…

— Ты будешь счастлива! — убежденно произнесла она, провожая сестру до дверей, и нежно перекрестила ее вослед.

Но когда белая фигура Ольги исчезла за дверью и шаги ее затихли в отдалении, Милочка заложила над головой хрустнувшие в суставах руки и, упав головой на кушетку, зарыдала глухо и отчаянно, заглушая и давя свои слезы. В этих рыданиях выливалась и горькая жалоба на судьбу и горечь сознания не по силам принесенной жертвы.