Взгляды медицинского персонала метались между Джошем и доктором.

Доктор Розенберг одним движением сорвал с себя перчатки.

– Время смерти: час двадцать два утра.

Челюсть Джоша напряглась. Он прекрасно слышал команду доктора, но, проигнорировав ее, продолжал делать закрытый массаж сердца.

Я посмотрела на доктора Розенберга, опасаясь, если у того сложатся ощущения, будто Джош потерял контроль в отделении, его могут лишить работы.

Вытянув руку, прикоснулась к предплечью Джоша, оставляя в том месте кровавый след.

– Джош, он умер. Хватит.

Джош, задыхаясь, уперся руками в колени. С его волос стекал пот. Он вытерся лбом о предплечье, размазывая темную кровь по коже.

Мы все смотрели на монитор, в ожидании чуда. Но помимо прямой линии никакой активности не наблюдалось.

- Черт тебя подери! Глупый ребенок! - Заорал Джош.

- Джош, - я стояла, вытянув руки по бокам покрытой кровью униформы.

Джош изо всех сил пнул столик, опрокинув его, глаза мужчины горели диким огнем.

Все кроме меня отступили.

– Эйвери! Вон отсюда! – Не выдержала я.

Джош пробрался к выходу, пока остальной персонал сгрудился вокруг четырнадцатилетнего мальчика. Рентген технолог покинул помещение, прихватив с собой переносную аппаратуру, за ним последовал специалист по обслуживанию аппарата искусственной вентиляции легких. Дэб распечатала последнюю диаграмму, показывающую прямую линию, и все по очереди принялись удалять трубки и устранять беспорядок.

- Пойду поговорю с членами семьи, - произнес доктор Розенберг.

- Доктор, - остановил его мой голос. – Может для начала стоит переодеться?

Он опустил взгляд на перепачканный халат и кивнул.

- Я закончу, - сообщила Дэб.

Я стянула бахилы с перчатками и, кивнув ей в ответ, вытерла лицо тыльной стороной запястья. Затем вышла из операционной, прошла по холлу и повернула за угол, пытаясь найти Джоша. Он сидел на полу комнаты отдыха, опираясь спиной о стену.

Я опустилась перед ним на колени.

– Ты не можешь так поступать.

- Знаю, - зарычал он.

- Посмотри на меня, - попросила я. Его голова поднялась. – Не можешь выделывать подобное в моем отделении, понимаешь?

Его плечи поникли, и он кивнул, отводя в сторону взгляд. Сдвинул челюсть.

– Прости меня. Просто, все дело… это же гребаное Рождество. Мальчуган вышиб себе мозги на рождественское дерево новым маминым пистолетом.

- Я знаю, - ответила я, не в силах придумать что-то более утешительное, но в случившимся просто невозможно подобрать правильные слова.

Джош вытер мокрую от слез щеку, втянул в себя воздух и поморщился.

– Чувствую себя чертовой тряпкой.

- Ничего. Все реагируют по-разному.

- Малышка, - он потянулся, чтобы вытереть мое лицо.

Но я отстранилась.

- Я сама. Пойду приведу себя в порядок. Не забудь сообщить о случившимся в отделении.

Затем поднялась на ноги, оглядывая большие огромные пятна на форме.

- Слышишь? – Ждала подтверждение.

Он снова возмущенно кивнул.

- Да, да, хорошо.

- Увидимся дома.

Нижняя губа Джоша на мгновение задрожала, но он тяжело выдохнул и встал, взяв себя в руки.

У каждого имеется собственная причина заниматься этой работой. Сострадание Джоша уходило глубже, чем он сам представлял. Он делал свое дело не ради денег и славы. Нам случалось проводить ужасные часы, получая дерьмовую зарплату, но в конце дня Джош мог ложиться спать с чувством выполненного долга, зная, что хоть кому-то помог, некоторые вещи для него были гораздо важнее.

Женскую раздевалку нарядили недорогими зелеными и красными украшениями. Большинство шкафчиков хранили в себе фотографии детей, племянниц или племянников медсестер. Мой же был пустым, за исключением черно-белой фотографии меня и Джоша, сделанной в квартире матери Куинна на День Благодарения.