На другой день «…скрепя сердце, поехал великий князь к Суворову, тот с низкими поклонами и другими знаками почтения встретил его в передней, пригласил в кабинет и запер за собою дверь на замок. Через полчаса великий князь вышел с расстроенным лицом и в слезах; Суворов провожал его с низкими поклонами и, войдя в приемную, где ожидала свита его высочества, сердито обратился к адъютантам:

— Ах вы мальчишки! Вы будете мне отвечать за его высочество. Если вы пустите его делать то, что он теперь делал, то я отправлю вас к государю».

«Фельдмаршал хотел было отдать приказ по армии и отнести всю неудачу сражения 1 мая к неопытности и лишней запальчивости юности, но тогда бы все узнали, что сие относится до великого князя».

Суворов был опытным царедворцем, так что из его приказа от 3 мая вообще нельзя понять, что русские при Бассиньяно потерпели поражение. Зато была отмечена самоотверженность войск, названы герои: «Мужественный генерал-майор Милорадович, отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взявши в руки знамя, ударил на штыках, поразил и поколол против стоящую неприятельскую пехоту и конницу, и, рубя сам, сломил саблю; две лошади под ним ранено. Ему многие последовали…» Ну а потом «…ночь разделила сражающихся. Неприятель, потерявши вдвое, отступил к Александрии, россияне переправились обратно через реку По».

Может быть, именно тогда, а может, в какой-то другой раз или это вообще легенда, произошел следующий случай: «Милорадович переправлялся через реку в виду французов. Неприятель целил в Милорадовича, окруженного своими адъютантами. Милорадович вынул из кармана Анненскую ленту и, надев ее на себя, сказал: "Посмотрим, умеют ли они стрелять"». Было так или не было — однако известно, что играть со смертью он любил. Зато можно точно сказать, что, непосредственно участвуя в бою при Бассиньяно, Михаил выказал недюжинную личную отвагу — качество, в полной мере ему присущее, что будет доказано во всех последующих кампаниях. Подобное поведение было характерным для русских офицеров и генералов, которые в сражениях обыкновенно находились в первых рядах. К сожалению, эта ситуация имела и свою оборотную сторону:

«Я видел русских офицеров во всех опасных случаях, в которых сам находился вместе с ними, подающими пример храбрости и неустрашимости своим солдатам… Потеря офицерами была пропорционально на одну треть больше потери солдатами».

О подвиге Милорадовича фельдмаршал даже написал князю Багратиону: «Между прочим, ваш приятель Милорадович колол штыками конницу, и иные последовали примеру».

Сложно сказать, были ли эти молодые генералы приятелями хотя бы поначалу, но то, что Суворов поддерживал между ними «соревновательный дух», сомнения не вызывает. Достаточно прочитать его рапорт Павлу I:

«Генерала Багратиона, яко во многих случаях наиотличнейшего генерала и достойного высших степеней, наиболее долг имею повергнуть в высочайшее вашего императорского величества благоволение. Под ним генерал-майора Милорадовича, подающего о его достоинствах великую надежду…»

Милорадович, как мы сказали, был старше, так что вряд ли он мог быть польщен подобными оценками. Нет сомнения, что это понимал и фельдмаршал.

Вот не совсем внятные солдатские воспоминания, тоже кое о чем свидетельствующие:

«Между всеми начальниками князя Багратиона Суворов отличал более прочих и говаривал об нем, что он "по мне будет!" — "Молодец! Молодец, Багратион!" — он везде его выхвалял и ставил первым.

А Милорадовичу однажды сказал: "Господин Милорадович! Я бы вам не советовал после бала ходить к разводу!" — "Виноват, ваше сиятельство, опоздал.