— Ты мне нужен, Вулкан. Вот почему я здесь. Это единственная причина, по которой я пересек море звезд, чтобы добраться до тебя. Меч для завоевания, молот для строительства. Одно не делает ненужным другое.

Вулкан задумался над этими словами. Он снова оглянулся на пустыню, надеясь, что некая истина, которая до сих пор ускользала от него, откроется в кружащихся на песке вихрях.

— Я разрываюсь на части. Я никогда не считал себя воином или генералом. Я хочу только мира. Ты много рассказал мне о моих братьях, о Феррусе, о Фулгриме, Лемане и Горе. Они — генералы, воинственные и гордые. Они ремесленники и предводители людей, завоеватели для твоей эпохи Империума. Я — кузнец, создатель. Я понимаю, чему могу научиться у них, и они друг у друга. Но чему я их могу научить, отец? Ответь на этот вопрос и тогда я приму решение.

Но они были всего лишь людьми, а люди не могли противостоять примархам.

Феррус убивал каждого рыцаря, который осмеливался скрестить с ним меч. Молот в серебряных руках примарха был подобен смертоносному метроному. Горгон аплодировал про себя их храбрости, но разбрасывал их словно ос. Раздражающих, но не более того.

Его истинный соперник свирепствовал впереди, одержимый даже еще большей яростью и готовый атаковать врата города в одиночку. Когда Феррус наткнулся на первую сваленную статую-машину и увидел, что находилось в ее расколотой груди, он понял причину.

— Кровь Асирнота…

Горгон ощутил, как внутри него поднимается тот же чистый гнев, что овладел Драконом.

В корпусе статуи-машины лежал умирающий ребенок, иссохшее и жалкое создание, из которого выкачали половину крови. Это была отвратительная технология, машина, подпитываемая кровью живых, паразитический механизм, пожирающий детей, чтобы получить оживляющий его дух.

Потрясенный Феррус едва не пропустил треск вокса в своем шлеме. Это был Дракон.

— Сломай ворота, — сказал он хищным рыком, упиваясь яростью. — Сейчас же, отец!

Феррус увидел Императора на поле битвы, недалеко от себя. Когда враг отступил, имперская армия сомкнула ряды, концентрируя силы с высочайшей дисциплиной, вдохновляемая присутствием ее Императора. Если самопровозглашенный Повелитель Человечества и почувствовал что-то в словах Дракона, то не подал виду. Он просто поднял пламенеющий меч. Мгновение спустя концентрированный залп обрушился на главные врата города. Удар был настолько точным, что Феррус задумался, не применил ли Император свое загадочное мастерство, чтобы добиться такого эффекта.

Врата раскололись, в тот же миг обрушилась и стена вокруг них. Пыль и дым хлынули наружу, заволакивая поток горящих и раздробленных камней. Брешь была небольшой, всего лишь трещина в сплошной скалистой поверхности, но ее было вполне достаточно для Вулкана.

Дракон бросился к проему в стене, легко обогнав тех нескольких воинов, что все еще были рядом, и убивая врагов на своем пути.

Феррус грустно взглянул на умирающего ребенка и подарил ему покой. Затем он отправился за братом.

— К Дракону! — проревел он своим воинам, вокс настолько усилил его голос, что задрожал сам воздух.

Его брат исчез в затянутой дымом тьме прямо перед стеной.

— Он не может сражаться с целой армией, даже разбитой, и победить ее в одиночку, — сказал Горгон.

Император не ответил, а у Ферруса не было времени убедиться, услышал ли Он его.

А затем примарх увидел оружие, выкатившееся на позицию на большом железном лафете. Оно походило на иглу, высокую и безобразную. Ствол из темного металла, по которому тянулись шипы, заканчивался узким острием, наподобие наконечника стрелы. Он грозно выступал из-за разрушенных стен города, превосходя высотой его башни и источая красные миазмы.