|
Трое, как могли, подняли его и перенесли в кресло. Шелли бредил. Покрывшись холодным потом, со взором, затерявшимся в собственных галлюцинациях, он стал описывать ужасающие видения, которые вызвал у него отрывок, прочитанный Байроном. Он говорил о женщине, у которой в середине грудей вместо сосков были два грозных глаза. Полидори, тайный свидетель, взирал с безграничным удовольствием на жалкий спектакль, который представлял этот невозмутимый молодой скептик, кичившийся своим атеизмом. Теперь, находясь под властью страха, он публично предоставил доказательства своей слабости и суеверия. Секретарь Байрона решил, что ему пора выйти на сцену. Он заранее смаковал сладкий вкус мести. Он, по мнению Шелли, бедный сумасшедший, теперь выступал в роли врача, которому предстояло оказать помощь несчастному страдальцу, мнящему себя поэтом. – Что здесь за крики? – вопросил Джон Полидори с высоты лестничного пролета с совершенно неуместной невозмутимостью мудреца Байрон попросил его сделать что-нибудь для друга. Полидори сбежал вниз по лестнице и с преувеличенным беспокойством, – которое, вне всякого сомнения, указывало на его великодушие и умение прощать обиды, – склонился над беднягой. Вмешательство доктора Полидори произвело мгновенный эффект. В ту самую секунду, когда он уже почти взял больного за запястье, чтобы нащупать пульс, блуждающий взгляд Шелли случайно остановился на секретаре Байрона. – Не разрешайте этому гадкому червю прикасаться ко мне своими мерзкими руками! – вскричал «больной», вскакивая на ноги и с отвращением шарахаясь в сторону. Очевидно, гордость Шелли возобладала над опийным дурманом. – Он не знает, что говорит... – прошептал Полидори на ухо своему Лорду. – Я прекрасно знаю, что говорю, – гаркнул Шелли, привел в порядок свой костюм, твердой походкой вернулся к столу и занял свое место. – Продолжим, – заключил он, как если бы ничего не произошло. Мэри подошла к нему, обняла со спины и шепнула: – Нам лучше отдохнуть... – Я сказал, что со мной все в полном порядке. Продолжим чтение. Мэри подчинилась и села за стол. Байрон, опасаясь нового припадка у своего друга или, что было бы еще хуже, у секретаря, полагал, что во избежание бед лучше завершить собрание. Он находился в затруднительном положении. Надо было найти соломоново решение. Если он прекратит чтение, то оскорбит Шелли, а если продолжит, сделав вид, что ничего не случилось, то рискует вновь увидеть полет своего секретаря из окна. Внезапно лицо Байрона просветлело. Он предложил разойтись, но при условии, что каждый из присутствующих, вдохновившись только что прочитанным отрывком из Колриджа, обязуется сочинить рассказ в фантастическом духе. Через четыре дня, ровно в полночь, они снова соберутся с тем, чтобы каждый огласил свое сочинение. Сам того не сознавая, Байрон вызвал своего секретаря на самую беспощадную из дуэлей: беззащитный и неопытный, Полидори не имел ни малейшего шанса одержать победу в поединке со столь умелым противником. 2 Четыре часа провел Джон Полидори один на один с листком бумаги, который упорно оставался чистым. Он окунал перо в чернильницу, ерзал на стуле, вставал, ходил по комнате из угла в угол, поспешно возвращался к столу, как если бы только что поймал верную и точную фразу, которой можно было бы начать рассказ, но когда наконец собирался излить ее на бумагу, то оказывалось, что чернила на кончике его пера уже высохли. А к тому времени, когда он заканчивал удалять пленку, которая образовывалась на поверхности чернильницы, фраза испарялась, столь же летучая, как винные пары. |
