— Давай! — выпалил я. — А когда?

— Когда хочешь.

Брякнул дверной звонок.

— Минутку, Валя.

На ватных ногах, пронизанных колючими мурашками, я неуверенно подковылял к двери и открыл. Это был дядя Гриша, низенький, как карлик, но цилиндрически округлый.

— Здорово, Аскольд! — сказал он улыбаясь. — Как оно? Где-то тут батя просил какие-то чертежи. Ты в курсе?

— В курсе, дядя Гриша! — Я принес еле-еле два большущих альбома. — Вот… Вы сейчас куда?

— В комбинат.

— Не прихватите меня?

— Валяй. Я внизу обожду.

Дядя Гриша вышел, а я припал к трубке.

— Слушай, Валя, сколько на твоих?

— М-м, два семнадцать.

— Выходи ровно в два тридцать! — почти приказал я, — Все поймешь! Живо одевайся! Пока!

Когда вырулил на проспект, я спросил:

— Дядя Гриша, можно маленький крюк?

— Куда?

— Влево.

Уазик с прискоком перемахнул трамвайную линию, пронесся мимо парка и тормознул против Валиного дома. Я только хотел попросить дядю Гришу подождать минуты-две, как Валя появилась на крыльце, в красных сапожках, красной шапочке и в сиреневом плаще. С птичьей быстротой глянув туда-сюда, она ловко перебежала по кирпичам лужу у подъезда, и тут я, выскочив из кабинки, крикнул:

— Мы здесь!

— Ой! — пискнула она.

Радостным жестом, смущенно улыбаясь, я предложил ей одноместное сиденье в кабине, отделенное от шоферского теплым бугром мотора, нескладно подсадил, а сам запрыгнул в будочку, которая соединялась с кабиной окошком без стекла. Уазик круто развернулся, и нас тут как не бывало.

Валя обернулась ко мне, сияя.

— Вы меня прямо как похитили!

— Джигиты!

— А куда мы?

— В глушь, в Саратов, — ответил я.

— Как здорово!

Уазики безносы, вроде гоголевского Ковалева, сразу за стеклом обрыв, и дорога так и рвется под ноги, что аж пяткам ознобно. Не едешь, а летишь! Дядя Гриша, низкорослость которого скрадывалась за рулем, вел машину играючи своими короткорычажными сильными руками, только успевай приноравливаться к поворотам. Меня, правда, не швыряло, потому что во мне почти не было массы, один дух, а дух по Ньютону не обладал инерцией. У Вали инерция была, но она чутко реагировала на повороты, лишь изредка и слегка придерживаясь за скобку. Мы попали в резонанс с волной светофорных зеленых огней и неслись по городу без остановок. Вырвались на мост. Река нынче вскрылась Первого мая, словно вместе с народом решила продемонстрировать свою весеннюю радость и силу, но ледоход у нас кончался быстро: день-два — и чисто, потому что выше, километрах в тридцати, стояла плотина. И лишь редкие льдины проплывали сейчас, но вода поднялась и затопила всю левобережную низину, с ее домиками, огородами и озерками.

В будочке было свое окошко, но я тянулся вперед и смотрел мимо Валиной головы.

В три ноль-ноль мы остановились у железобетонной арки, за которой, возвышаясь друг над другом и загораживая друг друга, громоздились серые заводские корпуса. Из диспетчерской вынырнул отец, очевидно, уже поджидавший машину, и помог Вале сойти. Я не рассчитывал на эту встречу и, выпрыгнув из будочки, растерянно улыбнувшись, сказал:

— Пап, это Валя! А это мой папа, Алексей Владимирович, главный инженер всего вот этого!

— Очень приятно! — сказала Валя.