В принципе он знал, на чем прокололся. Прекрасная стриптизерка, соблазнительная, как сто тысяч блядей, привыкла, чтобы ее брали нахрапом, без затей, а он полез со своим интеллектом, читал стихи, заводил умные речи, ну и, естественно, отпугнул, насторожил. Может, заподозрила в нем провокатора. Но чем резче она его отшивала, тем неодолимее тянуло. Короче, заторчал, как придурок. Докатился до того, что отследил после представления до дома и видел, как Марго вошла в подъезд с пожилым клиентом безобразной наружности, но из крутяков. На улице клиента ждала тачка, набитая охраной, как погремушка горохом. Витя в этом разбирался. Секьюрити в тачке из дорогих, из элитных, которые палят прежде, чем думают. Такие сопровождают по Москве самых упакованных паханов, у которых жизнь всегда висит на волоске. Их, может, наберется на весь город не больше сотни, и обычно это представители южных окраин бывшей России.
Морячок прокантовался возле дома почти до рассвета и засек, как удачливый пузан покинул апартаменты красавицы. Удовлетворенный, как кабан, умявший желудей, перекинулся парой слов с парнями из джипа, сел в сиреневый «мерс» и укатил. На месте Морячка любой нормальный влюбленный после этого отправился бы спать, но он сделал то, чего не позволил бы себе ни один уважающий себя мужчина. Поднялся наверх и позвонил в дверь Марго. То ли хотел пристыдить, то ли уверить в глубине и неизменности чувств.
— Убирайся, Витюня, — сказала стриптизерша, разглядев его в «глазок». — Уже поздно, я сплю.
— Открой, пожалуйста, — попросил Витюня не своим голосом.
Марго открыла. Стояла перед ним в неплотно запахнутом халатике, огромные груди отсвечивали золотом.
— Ну? Что тебе?
— Можно войти?
Несколько секунд разглядывала его с непонятным выражением, потом произнесла с подкупающей искренностью:
— Витечка, пожалей меня… Я так натрахалась, больше ни капли не влезет. Давай завтра, ладно? Ты же благородный человек, сам говорил.
Но ему и этого показалось мало. Он опять не ушел.
— Тогда объясни, пожалуйста, почему другим всем можно, а мне нельзя?
— Витечка, тебе тоже можно, но лучше завтра. Я же сплю на ходу. Потыкаешь, как в квашню. Разве не противно? Это нас обоих только унизит.
— Кто эта сволочь, которая здесь была?
— Витя, ступай домой… Иначе рассержусь.
— Сука ты, — не совладал с собой Морячок, любовь выжигала нутро. — Отвратительная, грязная сука!
Не произнеся больше ни слова, Марго захлопнула дверь. Словно вогнала ему в сердце еще одну занозу.
Вряд ли ушибленный Холера способен понять, что испытывает мужчина, презирающий самого себя.
…На этот раз чуть не начавшуюся ссору пресек звонок в дверь, осторожный, будто случайный — «буль-буль» и нету. Холера и Морячок усиживали третью бутылку, слопали яичницу из десяти яиц и батон вареной колбасы, огрузнели, и обоим сначала показалось, что ослышались.
— Это не к нам, — вяло заметил Холера.
— Может, и к нам, — возразил сохраняющий философское настроение Морячок. — Только какой в этом смысл? Хозяина по-любому нет дома.
— А я говорю, не к нам, — уперся Холера. — Надо бы поглядеть.
— Тебе надо, ты и иди.
— А по инструкции как? Дядя Хлыст чего говорил?
— По инструкции? — Морячок наморщил лоб. — По инструкции положено сидеть тихо, как мыши. Не светиться. Кого ждем, у того ключ есть.
— Давай тогда допьем, что ли? Чего тут — на палец осталось.
Но допить не успели: звонок булькнул вторично. Теперь оба вскочили и, поддерживая друг дружку, по широкому длинному коридору направились к дверям. |