|
Со Смайлзом «Токсинору» крепко подфартило, сотрудничество с ним открывало перспективы, которые невозможно оценить в рублях. Он был пропуском в заветные бизнес-угодья, где над колоссальными финансовыми потоками не висела постоянная угроза внезапного привлечения к суду. Конечно, в нынешней России денежному мешку, перевалившему за черту досягаемости, никакие суды не страшны, но ведь не будешь вечно сидеть в красно-коричневом замке с фарфоровыми писсуарами, хочется выйти на мировой простор, хлебнуть истинной цивилизации, прикоснуться трепетной рукой к общечеловеческим ценностям, улыбаться безгрешной, светлой улыбкой миллионера, не опасающегося, кроме всего прочего, выходить из дома без охраны. В логове хорошо, а на воле, на лазурных берегах — еще лучше. И потом, в самой России кто даст гарантию, что завтра на трон не усядется какой-нибудь отморозок с недолеченной психикой и не заорет на всю вселенную: «А ну подать сюда декларации о доходах!» Опасные прецеденты возникают сплошь и рядом, как пузыри на воде, и самый последний из них — гнуснейший наезд на империю уважаемого даже в Израиле барона Гусака. Вот уж чернь вволю потешилась над господами, и никто ее не пнул сапогом в пах. И свободная пресса позорно притихла, будто ее поморили дустом.
Все эти тонкости россиянского предпринимательства Стрепетов растолковал фаворитке месяц назад, когда Джонатан Смайлз прибыл в Москву с ознакомительным визитом. Тогда же поставил перед ней непростую задачу: очаровать стареющего павиана таким образом, чтобы тот и помышлять не мог оторваться. Аня задала невинный вопрос: «И как далеко, Олег, я могу зайти?» «Чем дальше, тем лучше», — отрубил пылкий любовник. Аня с заданием, кажется, справилась: между нею и англичанином установились дружеские, замешенные пока на необременительном флирте отношения. Джонатан ей понравился сам по себе: аристократичный, деликатный, опрятный, щедрый — на нем сияла печать избранничества, как на всяком человеке с тонкими чувствами, освобожденном от необходимости думать о хлебе насущном. Он был по-детски непосредствен, а когда переходил на русский язык и начинал забавно коверкать фразы, Аня то и дело прыскала в кулачок. Впрочем, она не заблуждалась: благородный англичанин явился в Москву не на прогулку, а за легкой поживой, как и все прочие до него. Уселась напротив, налила в бокал кока-колы, а гостю в рюмку капнула коньяку, провозгласила тост: — С возвращением в Москву, дорогой Джо! Смайлз машинально поправил галстук, ответил без улыбки и по-русски: — Будем здоровеньки, мисс Аннет. Выдержав приличествующую паузу, Аня продолжала на чистейшем английском (в этом отношении Джонатан Смайлз делал ей комплименты): — Если вы готовы, дорогой Джо, можно ехать прямо сейчас. — Разве мистера Стрепетова не будет с нами? — Смайлз тоже перешел на английский. — Увы, придется ехать вдвоем: вы и я. Мистер Стрепетов прилетит из Ашхабада только к вечеру. Но если вы хотите… Англичанин протестующе поднял руку. — О нет, зачем терять целый день?! Надеюсь, нас ждет замечательная прогулка. — Я тоже надеюсь. — Аня скромно потупила очи. Денек для загородного путешествия выдался отменный — солнечный, но не жаркий, с паутинными бликами, с птичьим гомоном, с серебряной листвой. Им предстояло добраться до восьмидесятого километра в Волоколамском направлении, до рыбхоза «Аскольдова могила». Странное переименование произошло семь лет назад, аккурат после танкового расстрела в Москве, когда демократия окончательно восторжествовала, разбрасывая по стенам человеческие мозги и вопя во всю луженую глотку: шайбу! шайбу! шайбу! Никто в поселке не ведал, что означало новое название (прежде рыбхоз носил звучное имя «Коммунарка»), но воцерковленные старухи с присущей им прямолинейностью уверенно предрекали скорое пришествие Антихриста, который якобы должен появиться именно из искусственного водохранилища, простиравшегося до самого горизонта. |
