Линдсей с трудом удержалась от улыбки. Что бы сказала малодушная горничная, узнай, что ее госпожа — пусть и тайно — является одним из тех самых контрабандистов, о которых Гвин отзывалась с таким ужасом.

Переодевайся, — напомнила юная авантюристка. — У меня есть еще дела внизу. Встретимся в конюшне.

Не прошло и часа, как обе девушки — Гвин верхом на Минни, Линдсей на рысаке Беллы — пустились в дорогу навстречу ненастному утру. Трава и торчащие вдоль облетевших живых изгородей сухие стебли подернулись тонкой пеленой инея, над замерзшими лугами витали клочья тумана. Линдсей знала эту дорогу наизусть, не хуже, чем тропу к бухте Солеваров, по которой ей пришлось еще раз проехаться прошлой ночью, чтобы забрать свою долю денег, вырученных предприимчивым Антоном за последнюю партию отличного беспошлинного бренди, проданного охочим до легкой наживы перекупщикам. Теперь в поясе на талии Линдсей, глубоко под плащом и курткой, таился солидный запас золотых монет.

У Беллы водилось в обычае на время своих с Роджером отъездов отсылать большую часть слуг, выходцев из соседней деревни, по домам. Она преподносила это как благородный жест, чтобы дать прислуге возможность отдохнуть. Однако Линдсей давно уже не принимала эти слова за чистую монету. Ведь в это время жалованье никому не выплачивалось, а сэкономленные деньги шли в карман Латчеттам. Тем не менее, несмотря на низменные побуждения миссис Гранвилл, сегодня Линдсей и сама радовалась, что в поместье не осталось лишних глаз и некому будет приглядеть за ней. Даже дворецкий Дидс и кухарка воспользовались отсутствием господ, чтобы без помех заняться своими делами. Дворецкий без тени сомнения выслушал незамысловатую историю, поведанную ему Линдсей. Пожалуй, увидь он сейчас ее с Гвин, дело бы так просто не обошлось.

Пологий подъем привел девушек в облетевшую тополиную рощу. Кора деревьев растрескалась от старости и холода. По ту сторону холма, в укромной лощине, теснилось несколько кособоких домишек.

А сюда-то нам зачем, мисс? — спросила Гвин, наклонившись в седле и держась не столько за уздечку, сколько за гриву бедняжки Минни.

Тихо, — оборвала Линдсей, погруженная в раздумья о том, что ждало впереди. — Я же тебе говорила, перед дорогой мне надо еще кое-что сделать.

А я думала, мы уже выступили в дорогу, — жалобно пискнула горничная.

Линдсей сжалилась над страдалицей.

Ну разумеется, выступили. Я просто имела в виду, что по-настоящему почувствую себя в путешествии, лишь когда мы выберемся за пределы поместья. Наберись немного терпения, пока я не повидаюсь кое с кем из арендаторов.

Похоже, Гвин наконец осознала, что чем меньше болтать, тем скорее пойдет дело. Вскоре Линдсей поймала себя на том, что ежесекундно оглядывается, проверяя, не сбежала ли втихомолку ее спутница. И каждый раз Гвин храбро махала рукой в ответ, но тут же снова судорожно вцеплялась в гриву лошадки.

Поравнявшись с вереницей домишек, Линдсей заскользила от двери к двери, обмениваясь с каждым арендатором парой коротких дружеских слов. Гвин она велела держаться чуть поодаль, чтобы та не видела, как из ее рук в руки крестьян переходят щедрые порции золота в обмен на обернутый в холстину окорок, бочонок селедки, отрез теплой шерсти, мешок муки или горшок маринованных овощей.

Наконец, когда обе лошади были до предела навьючены драгоценной поклажей, Линдсей добралась до маленького опрятного домика бабушки Уоллен, вокруг которого в два ряда тянулись аккуратные грядки. Весной здесь благоухало море цветов — бабушка и ее глухая дочь Джоси продавали их на рынке.

Бабушка уже ждала у дверей, зорким взглядом оглядывая Линдсей, Гвин и нагруженных лошадей.

— Неприятности? — спросила она, впуская девушку в комнатку с плотно утоптанным земляным полом.